– Точно, точно! – в голосе Нины слышалось ликование. – Тут везде
– Там должен быть восьмой домик, – Александра указала на пустующее место между двумя домами, отстоящими друг от друга намного дальше, чем остальные. – У
– А там ничего нет, – с готовностью сообщил парень. – Ровное место.
– И ничего не предполагалось строить? – Александра двинулась в обратный путь вокруг главного здания. – Даже фундамента нет?
– Только трава росла. – Узкая дорожка, расчищенная вдоль стен, не позволяла сторожу идти рядом с Александрой, и он вновь говорил ей в спину. – И большой камень лежал, я об него один раз споткнулся, колено разбил. Камень почему-то покрашен в красный цвет. Я его туда не клал и не красил, это точно.
– Тогда мы ошиблись, Нина, это не
– Может быть, у заказчика денег не хватило на восьмой дом, – предположила девушка. – А я уверена, что тут все спланировано именно по принципу солярного знака!
– Не удивлюсь. – Подойдя к крыльцу, художница остановилась. В самом деле, учитывая «солнечное» помешательство Максима, такая планировка была даже предсказуема. «И может быть, в этом есть определенная романтика. – Александра задумчиво смотрела на строевой лес, окружавший отель. – Тогда почему же» Художница не хотела додумывать эту мысль, но уже не могла скрыть от себя самой, что ее одолевает тревога, беспричинная и оттого еще более острая. Огромное колесо словно втягивало ее в свое движение, медленное и неумолимое, как путешествие солнца по небу, и вырваться было так же невозможно, как изменить время восхода и заката.
– А ведь мы никогда не видим света настоящего солнца, – услышала она словно издалека собственный голос, замедленный, как у тех, кто говорит во сне. – Мы всегда видим солнце восемь минут назад.
– Максим об этом часто рассуждает, – откликнулся Жора. Парень приплясывал от холода, скрестив руки на груди, спрятав пальцы под мышками. – Его это волнует почему-то. Меня вообще нет. Все, я пошел снег чистить, там работы еще на час. Потом со стола убрать, обед приготовить… Я вам нужен? Дрова есть?
– Все есть, спасибо. – Александра смотрела вслед парню, который, взяв у крыльца скребок, отправился к одному из домиков, продолжая приплясывать на ходу.
Нина, зябко переступавшая с ноги на ногу, осведомилась:
– Ну а мы? Идем?
– Да, конечно, – опомнилась Александра. Оцепенение, сковавшее ее при созерцании заснеженного леса, исчезло. Теперь она не ощущала никакой тревоги, ей было даже странно, откуда взялось это тягостное ощущение близкой опасности и своей беспомощности. – Скорее всего, будем сразу делать грунт. Все то же самое, но с цинковыми белилами.
– Отлично, – постукивая ботинком о ботинок, ответила девушка. – Идемте скорее, я окоченела совсем.
Они двинулись к шале Александры. Дым из трубы уже не шел, но художница надеялась, что угли еще остались. Нина первой юркнула в дверь и сразу бросилась к камину подбросить дров.
Александра, придерживая полуоткрытую дверь, с минуту задержалась на крыльце. Она смотрела на красные сосны, теснившиеся за оградой, на синие тени, расчертившие ослепительный снег, на домики, окружившие главное шале. Вновь раздался визг снега под скребком – Жора, скрытый зданием, расчищал последнюю дорожку. Солнце поднималось все выше, шло над макушками сосен по плавной дуге, явно не торопясь войти в зенит.
– Все-таки их должно быть восемь, – пробормотала Александра, чуть слышно. И, с трудом стряхнув тревожную чару этого места, вошла в дом, торопливо захлопнув за собой дверь.
Глава 6
Они провозились с приготовлением грунта до обеда, не замечая времени. Когда большая кастрюля была наполнена белой вязкой массой, похожей на сметану, холсты окончательно просохли и были готовы к дальнейшей обработке.
Александра сняла одноразовые перчатки, в которых размешивала грунт, достала из кармана кофты часы с оторванным ремешком. Взглянув на циферблат, удивленно подняла брови.
– Похоже, встали… Не может быть, чтобы всего половина одиннадцатого.
– Батарейка села, – предположила девушка, тоже снимая перчатки.
– Часы механические, я заводила их утром. Еще ни разу не было…
Александра покрутила колесико завода, потрясла часы, но секундная стрелка не ожила.
– Им больше двадцати лет, и ни разу ничего подобного… – Художница вновь потрясла часы и приложила их к уху. – Это часы моего покойного мужа. Единственное наследство, можно сказать.
– Давно он умер? – поинтересовалась Нина. В ее голосе, впрочем, не слышалось сострадания, которым обычно окрашены подобные вопросы.
– Очень давно, – Александра вновь взглянула на мертвый тусклый циферблат и положила часы обратно в карман. – Можно сказать, в другой жизни.
– Он был старше вас? – так же бестрепетно продолжала Нина.