Солнце восемь минут назад

– Да, но умер не от старости. Пил крепко. – Александра порылась в дорожной сумке, достала коробку со щетками и широкими кистями. – Теперь будем наносить грунт. Первый холст загрунтую я, ты смотри. Наша задача опять не перегрузить холст, а максимально сохранить текстуру. Если бы речь шла о живописи, я бы сначала прошлась по всем холстам наждачкой, чтобы снять узлы. Но в нашем случае узлы – это именно то, что нам требуется.

Она взялась было за работу, но остановилась с поднятой кистью:

– Послушай, время обеденное, ты останешься голодная. Иди поешь, потом подойдешь. Работы хватит.

– Да я не хочу, – упиралась Нина. – Не хочется туда соваться. Потом что-нибудь сюда принесу.

Александра согласно кивнула. Ей тоже совсем не импонировала гнетущая атмосфера, которая сопровождала эти совместные трапезы.

…Нина была идеальной ученицей, художница окончательно утвердилась в этом мнении. Девушка все схватывала на лету, в меру набирала грунта на кисть, наносила его широкими, но осторожными мазками. В итоге, когда она закончила первый холст, Александра должна была признать, что результаты их работы нельзя отличить.

– Послушай, а может, твой отец прав? – полушутя, полусерьезно спросила она. – У тебя легкая рука. Вдруг не тому учишься?

Нина скупо улыбнулась:

– Признаюсь… Я ведь неплохо рисовала, отец меня в детстве учил. Получалось куда лучше, чем у братьев. Но когда я поняла, что мама и меня пустит в дизайнеры, я сразу все бросила. Она даже не видела моих рисунков. Если бы видела… Она бы поломала меня.

– А тебе совсем не хотелось рисовать? – уже совершенно серьезно осведомилась Александра. Перед ее внутренним зрением ясно встала хмурая, замкнутая девочка, какой она запомнила Нину.

– Мне не хотелось делать то, чего хочет она, – резко ответила девушка.

Дальше работали молча. Александра отрывалась от холстов только затем, чтобы подбросить пару поленьев на угли. В комнате стало жарко, в окна весело глядело солнце, и не верилось, что за стенами из бруса стоит лютый мороз. В самом деле, когда художница вышла на крыльцо шале, чтобы подышать свежим воздухом (из-за сушки холстов проветривать комнату было нельзя), ей показалось, что значительно потеплело.

– Температура резко поднялась, – сообщила она Нине, возвращаясь в дом. – То-то у меня виски ломит.

Девушка достала телефон, полистала приложения и сообщила:

– В ближайшие сутки ожидается оттепель. А еще магнитные бури. Потом опять морозы. И, между прочим, скоро три часа. Я есть хочу!

– Я тоже, – призналась Александра. – И все равно, грунт кончается, придется сделать еще. Пока клей разбухнет, вполне успеем пообедать.

Она залила теплой водой из чайника пластины клея и оставила их разбухать в кастрюле. Нина тем временем умылась в ванной комнате и вернулась, приглаживая растрепавшиеся волосы:

– Мне нравится эта работа!

– Оно и видно по результату. – Александра обвела взглядом разложенные для просушки готовые холсты. – Сразу видно, даже по грунту, работает человек из-под палки или получает удовольствие.

– По работам моего отца точно все видно, – вздохнула девушка. – Я имею в виду его картины. Вы же их видели? Они очень плохие, правда?

Александра дипломатично пожала плечами:

– Дело вкуса. Во всяком случае, он выставляется и продается, чего обо мне никак не скажешь. Так что я лучше воздержусь от суждений.

– А я не воздержусь, – строптиво ответила Нина. – Он жил спокойно, звезд с неба не хватал, но его все уважали. А теперь ему в лицо смеются на этих выставках. Он тихий человек, и мама этим пользуется. Я все ждала, когда ему это надоест.

Александра молчала, не желая обсуждать щекотливую тему. Нина с вызовом взглянула на нее:

– Это я посоветовала папе взять в помощницы Лену.

Художница, наводившая порядок на столе, остановилась со скомканным бумажным полотенцем в руке:

– Вот как?

– Да. – Нина тряхнула головой, солнечный свет скользнул по ее черным волосам, блестящим, словно покрытым лаком. – Я бросила камень в это болото. Я хотела все изменить. Ведь отец не живет по-настоящему, он просто выживает. Когда я вижу, как он улыбается… Всегда виновато, будто что-то натворил… Мне хочется все перебить, перевернуть вверх дном.

Девушка говорила спокойно, размеренно, но в ее голосе ощущалось такое напряжение, что казалось, она делает над собой усилие, чтобы не кричать. Александра с участием смотрела на нее, не решаясь вставить слово. Да и сказать было нечего. Она тоже придерживалась мнения, что Аристарх своей жизнью не живет. «Но он всегда производил на меня впечатление человека, который смирился со своим положением. Не безвольного, далеко нет. Просто способного на компромисс. Не склонного к скандалам. Предпочитающего покой – свободе. И… Вполне довольного такой жизнью».

– Сперва отец испугался, – продолжала Нина, уже не так бесстрастно. – А потом я увидела, как у него ожили глаза. Он впервые за многие годы понял, что может сам принять какое-то решение, представляете? И он его принял! Я им горжусь.