Солнце внутри

– Нет, я же не говорю тебе, что надо вообще взять и перестать писать на месте! – поспешил он меня успокоить. – Просто разобраться со своими амбициями. И если ты не посягаешь на всемирную или хоть какую славу, в принципе можно время от времени предаваться этому безобидному развлечению. Хотя вообще-то… И тут я обязан тебя предупредить. Вообще-то это занятие не особо годится на роль безобидного развлечения. Любой человек, хоть раз взявшийся за так называемое творчество, волей-неволей начинает грезить о признании. Опасно это. Очень опасно. Если тебе прям жизни нет без поэзии, ходи на какие-нибудь выступления поэтов. Сидеть в зале и презрительно закатывать глаза в полной уверенности, что ты знаток и смог бы написать куда лучше, гораздо приятней, чем быть этим самым поэтом и получать один отказ от какого-нибудь журнала за другим. Это как с футболом! Каждый, кто смотрит на экран, мнит себя экспертом, даже если не знает, кто там бегает вдоль поля и зачем-то машет флажками. Сидишь с бутылкой пива на толстом животе и ругаешься матом, представляя себе, как ты там бегал бы по полю и забивал один гол за другим. Чем не жизнь? И не надо для этого тренироваться по восемь часов каждый чертов день.

– Но денег ты, сидя с бутылкой пива на диване, однако тоже не получишь, – вставил я.

– А вот о деньгах тебе печься не надо, Адам, – загадочно сказал Барон. – У тебя уникальная ситуация. Может, ты сам пока не осознал, какой подарок тебе преподнесла вселенная.

Моя кожа онемела. Так у меня бывало, когда совершенно невозможно было поверить в то, что происходящее со мной действительно происходило. Я словно отрывался от своей оболочки и уходил в себя, чтобы там застыть, как олень в ярком свете фар. Неужели слова Барона означали то, что они означали? Внезапно моя карета перестала превращаться обратно в тыкву. Но поверить в это было крайне сложно. Сердце мое ускоренно забилось, и я сухо сглотнул.

– Мне бы… попить, – просипел я.

– Разумеется! – спохватился Барон. – Шери! Принеси нашему юному гостю бокал лимонада и немного коньяка.

– Коньяка? – чуть не подавился я слюной.

– Да ладно тебе, – стукнул Барон кулаком по подлокотнику. – Видно, как у нас все не пьют, не пьют, потому что, как же, нельзя детям! А потом спиваются повально. С чего бы это? У французов иной и куда более правильный подход к алкоголю. Немного можно, поверь.

Я и не был особо против. Наконец мое онемение проходило, и изнутри, из живота, поднималось какое-то эйфоричское ликование, которое я еле сдерживал. Мне хотелось вспрыгнуть и рассмеяться, закружиться. Но я только растянул улыбку до ушей и заелозил на месте. Бесшумно возникшая рядом со мной Шери поставила на столик два бокала. Один полный, с пенящейся светло-лимонной жидкостью, другой с буквально двумя-тремя глотками коньяка.

– Спасибо, – сказал я, пытаясь уловить ее взгляд. – Merci.

Но девушка упорхнула так же незаметно, как и появилась, так и не подняв на меня ни разу глаз. Я схватился за стакан с лимонадом и отпил добрую половину, только под конец почувствовав, что он горький. Я бросил вопросительный взгляд Барону.

– Он должен быть таким, – понял тот сразу мою озадаченность. – Ты уже не ребенок, и надо искать свой напиток. Я подумал, что этот вполне может прийтись тебе по вкусу.

– Ну в принципе неплохо, – согласился я.

Необычная смесь сладкого, кислого и горького на самом деле давала мне почувствовать себя изысканным и взрослым, и я решительно перешел к коньяку, чтобы закрепить результат. Но стоило мне поднести бокал к губам, как едкий запах отшвырнул мою голову назад. Барон молча наблюдал за мной. Внутренне поежившись, я приступил ко второй попытке. Старательно не вдыхая запаха, я отхлебнул побольше, чтобы поскорее разделаться с коньяком, и чуть не выплюнул все обратно. Холодная жидкость жгла и кусала меня за язык и щеки, и я должен был собраться со всеми силами, чтобы проглотить ее. Коньяк проложил жгучий след по моей глотке и ударил в желудок. И тут произошло волшебство. Холод, как по взмаху волшебной палочки, превратился в жар и молниеносно распространился по всему моему телу.

В пальцах защекотало, а сидевший в животе смех наконец вырвался наружу и взорвался. Забыв про стыд, я хохотал до слез, как сумасшедший. То ли таким образом выходили напряжение и переживания этого дня, то ли это была действительно радость, не знаю. Успокоившись немного, я решительно вылил себе в рот оставшийся глоток алкоголя и облегченно выдохнул. Только сейчас я заметил, что на моих коленях сидела Виртуэлла и вопросительно смотрела мне в глаза. Я похлопал ее двумя пальцами по зеленой голове.

– Я испугал тебя? Прости.

– Виртуэллу ты, может быть, и испугал, – отозвался Барон со своего кресла. – А меня ты радуешь. Ты вполне готов к гедонизму без амбиций, ты так не считаешь?

– Гедонизму без амбиций? – прыснул я еще разок напоследок. – Звучит хорошо.