Солнце полуночи

– А насчет второго… – теперь я улыбался, не таясь, – я бы и сам не отказался услышать ответ.

Пусть Белла подумает об этом. Я сдержал смех, заметив, как она переменилась в лице.

Продолжить расспросы она не успела: я повернулся и зашагал прочь. Отказывать ей хоть в чем-то было непросто. А я хотел услышать ее соображения, а не свои.

– Увидимся за обедом, – бросил я через плечо и заодно убедился, что она все еще смотрит мне вслед. Рот у нее был приоткрыт, я не выдержал и рассмеялся.

Уходя от нее, я смутно замечал, как вертятся вокруг меня возгласы изумления и догадки в чужих мыслях, как окружающие переводят глаза с Беллы на мою удаляющуюся фигуру и обратно. Я не стал уделять им внимание, и без того мне не удавалось сосредоточиться. Трудно было даже переставлять ноги с приемлемой скоростью, шагая по мокрой траве к корпусу, где у меня ожидался первый урок. Хотелось припустить бегом – так быстро, чтобы исчезнуть, стремительно, чтобы казалось, будто я лечу. Отчасти я уже летел.

По пути на урок я надел куртку, и запах Беллы окутал меня облаком. Я был готов терпеть жжение – и при этом отчасти терять чувствительность к запаху, чтобы спокойнее переносить его воздействие потом, когда мы встретимся за обедом.

Учителя уже давно не удосуживались вызывать меня, и сегодня это было кстати: вызванный сегодня отвечать, я оказался бы совершенно неподготовленным. Мои мысли витали где угодно, и только тело находилось в классе.

Разумеется, я наблюдал за Беллой. Эти наблюдения стали для меня естественными, непроизвольными, как дыхание, я почти не осознавал, что делаю. Я слышал, как Белла говорила с Майком Ньютоном, который совсем пал духом. Ей удалось быстро перевести разговор на Джессику, и я ухмыльнулся так широко, что Роб Сойер, сидевший справа от меня, заметно вздрогнул и сдвинулся на край своего стула, подальше от меня.

«Бр-р. Жуть какая».

Что ж, значит, хватку я не совсем потерял.

Одновременно я приглядывал за Джессикой, смотрел, как она обдумывает вопросы, чтобы задать их Белле. Четвертого урока я ждал с нетерпением, в десятки раз превосходящим нетерпение и волнение любопытной человеческой девчонки, жаждущей новой пищи для сплетен.

А еще я прислушивался к Анджеле Вебер.

Я не забыл про свое чувство признательности ей – за то, что она с самого начала думала о Белле только хорошее, и за то, что помогла ей вчера вечером. Так что все утро я ждал, когда выяснится, чего она хочет. Я полагал, что исполнить ее желание будет легко и что она, как любое другое человеческое существо, наверняка мечтает о какой-нибудь безделице или побрякушке. Или о нескольких. Отправлю их ей анонимно, и мы квиты.

Но Анджела оказалась почти такой же скрытной, как Белла с ее мыслями. И для девушки-подростка была на удивление довольна своей жизнью. Счастлива. Возможно, этим и объяснялась ее необычная доброта: она принадлежала к числу редких людей, у которых есть то, чего они хотят, и которые хотят то, что имеют. Когда она не слушала учителей и не делала записи, то думала о младших братьях-близнецах, которых в эти выходные обещала свозить на побережье, и предвкушала их восторг с почти материнским удовольствием. Ей часто приходилось присматривать за ними, но она нисколько не тяготилась этим. Так мило.

Но для меня бесполезно.

Должно же быть что-то, чего ей хочется. Надо только продолжать наблюдение. Но попозже. А пока – урок тригонометрии у Беллы и Джессики.

На английский я направился, не глядя куда иду. Джессика уже сидела на своем месте и нетерпеливо перебирала по полу обеими ногами, поджидая Беллу.

Я же, напротив, застыл в неподвижности на своем месте в классе. И был вынужден время от времени напоминать себе, что надо ерзать, вертеться, ломать комедию, притворяясь человеком. Было трудно, я всецело сосредоточился на Джессике. И надеялся, что она вся обратится в слух и попытается, на мою удачу, определить чувства Беллы по ее лицу.

Белла вошла в класс, и Джессика занервничала сильнее прежнего, теряя терпение.

«Вид у нее… мрачный. Почему? Может, и нет у нее ничего с Эдвардом Калленом. Да уж, досада. Но… это же значит, что он все еще свободен… И если он вдруг заинтересовался свиданиями, я охотно помогу ему».

Но на лице Беллы отражалась не мрачность, а нежелание. Она тревожилась, понимая, что я слышу весь их разговор.

«Рассказывай все!» – потребовала Джесс, пока Белла снимала куртку и вешала ее на спинку стула. Ее движения были нарочито медленными и неохотными.

«Уф, ну сколько можно возиться? Выкладывай уже пикантные подробности!»

«Что ты хочешь знать?» – Белла тянула время, усаживаясь на место.

«Что было вчера вечером?»

«Эдвард угостил меня ужином, потом отвез домой».