Солнце полуночи

– Топаз, – ответ она дала не раздумывая, но вдруг ее взгляд стал напряженным, на скулах проступил румянец.

Такое уже случалось раньше, когда я спросил про запахи. Тогда я сделал вид, будто не заметил, но на этот раз не стал. Меня и без того измучило неудовлетворенное любопытство.

– Почему это тебя… смутило? – Я сомневался, что правильно понял ее чувства.

Она поспешно покачала головой, глядя на свои руки.

– Да нет, ничего.

– Хотелось бы понять.

Она снова покачала головой, упрямо отказываясь смотреть на меня.

– Ну пожалуйста, Белла.

– Следующий вопрос.

Вот теперь мне отчаянно захотелось выяснить, в чем дело. Терпение лопнуло.

– Выкладывай, – потребовал я почти грубо. И сразу устыдился.

Она не смотрела на меня, продолжая теребить волосы.

Но ответ все-таки дала.

– Просто сегодня у тебя глаза цвета топаза, – призналась она. – А если бы ты спросил через две недели, я бы назвала оникс.

Точно так же моим любимым цветом теперь стал насыщенный шоколадный.

Ее плечи поникли, я вдруг узнал эту позу. Вчера она держалась точно так же, стесняясь ответить на мой вопрос, действительно ли считает, что ей я нравлюсь больше, чем она мне. И вот теперь по моей вине она очутилась в том же положении, вынужденная доказывать свои чувства ко мне, не получая заверений во взаимности.

Проклиная свое любопытство, я вернулся к расспросам. Может быть, мой несомненный интерес ко всем особенностям ее личности убедит ее в том, что в своих чувствах к ней я дохожу до одержимости.

– Какие цветы ты предпочитаешь?

– Мм, георгины – за внешний вид, и лаванду с сиренью – за аромат.

– Смотреть спорт ты не любишь, а в команде когда-нибудь играла?

– Только в школе, когда приходилось.

– Мама не записывала тебя в футбольную команду?

Она пожала плечами.

– Маме нравилось, чтобы выходные были свободны – для каких-нибудь приключений. Одно время я состояла в скаутах, а однажды она отдала меня на хореографию и здорово просчиталась. – Белла подняла брови, словно ожидая, что я не поверю. – Она думала, это будет удобно, потому что идти недалеко и я могла бы ходить туда сразу после уроков, но оказалось, что никакие удобства не стоят увечий.

– Прямо-таки увечий? – недоверчиво переспросил я.

– Будь у меня телефон мисс Каменев, она подтвердила бы мои слова.

Она вдруг подняла глаза. Вокруг нас все уже расходились. Как это время пролетело так быстро?

Заметив эту суету, она встала, и я тоже поднялся. Пока я сгребал мусор на поднос, она закинула на плечо рюкзак. И протянула руку, чтобы забрать у меня поднос.

– Я сам, – сказал я.

Она тихонько и немного раздраженно фыркнула. Ей по-прежнему не нравилось, когда о ней заботились.

Пока мы шагали на биологию, я так и не смог сосредоточиться на своих вопросах, оставшихся без ответа. Мне вспоминался вчерашний день, я гадал, почувствую ли сегодня те же напряжение, жажду и электрические разряды. И конечно, едва погасили свет, все ошеломляющее влечение нахлынуло с новой силой. Сегодня я на всякий случай отодвинул свой стул подальше от стула Беллы, но это не помогло.

Эгоистичная сторона моей натуры продолжала убеждать: нет ничего плохого в том, чтобы взять ее за руку, наоборот – это отличный способ проверить ее реакцию и подготовиться к встрече наедине. Я старался не прислушиваться к голосу эгоизма и боролся с соблазном, как мог.

Насколько я мог судить, Белла тоже. Она наклонилась вперед, положила подбородок на руки, и я видел, что ее пальцы вцепились в край стола так крепко, что побелели костяшки. Я задался вопросом, с каким именно искушением она борется. Сегодня она не смотрела на меня. Не взглянула ни разу.

Слишком многое о ней я все еще не понимал. О многом не мог расспросить.

Заметив, что слегка подался к ней всем телом, я отстранился.

Когда включили свет, Белла вздохнула, и если я правильно понял выражение ее лица, то его следовало бы назвать «облегчением». Но облегчением от чего?

Провожая ее на следующий урок, я вел ту же битву с самим собой, что и днем ранее.

Она остановилась у дверей класса и устремила на меня взгляд прозрачных глубоких глаз. Что это – ожидание или замешательство? Приглашение или предостережение? Чего же хочется ей?

«Это просто вопрос, – уверял я себя, пока моя рука сама собой тянулась к ней. – Еще один из многих».

Напрягаясь всем телом и не дыша, я просто разрешил себе провести по ее лицу ладонью от виска до узкого подбородка. Как вчера, ее кожа потеплела от моего прикосновения, сердце забилось быстрее. Голова еле заметно качнулась в сторону моей руки, продлевая ласку.

И еще один ответ.

Я опять быстро ушел, зная, что в таких случаях моя способность владеть собой все еще под сомнением, ощущая все ту же безболезненную пульсацию в ладони.

Эмметт уже сидел на месте, когда я прибыл на испанский. И Бен Чейни тоже. Я обратил на себя внимание не только этих двоих. От других исходили волны любопытства и предположений, имя Беллы звучало в мыслях рядом с моим…