Солнце полуночи

Я отъехал подальше, пока Чарли грузил вещи в свою машину, но едва он свернул за угол, я занял его место на подъездной дорожке и стал ждать. Занавеска на ее окне шевельнулась, послышались неловкие торопливые шаги вниз по лестнице.

На этот раз я остался на месте, а не вышел, чтобы открыть перед ней дверцу, как следовало бы. Но мне казалось, важнее будет понаблюдать. Она постоянно удивляла меня неожиданными поступками, и мне требовалось научиться предвидеть их, изучить ее, выяснить, как она действует, когда предоставлена самой себе, пытаться просчитывать наперед ее мотивы. Помедлив немного у машины, она села и улыбнулась – как мне показалось, чуть смущенно.

Сегодня на ней была водолазка темно-кофейного цвета. Не в обтяжку, но все-таки облегающая фигуру, и я затосковал по мешковатому свитеру. Тот был безопаснее.

Наблюдение предполагалось вести за ее реакциями, а меня вдруг ошеломили мои собственные. Я не понимал, как могу сохранять такое спокойствие, когда столько всего висело буквально над нашими головами, но, видимо, ее присутствие служило противоядием, средством от боли и тревоги.

Я сделал глубокий вдох носом – нет, не от всякой боли! – и улыбнулся:

– Доброе утро. Как ты?

Свидетельства беспокойной ночи на ее лице были очевидны. Ее просвечивающая кожа ничего не скрывала. Но я знал, что жаловаться она не станет.

– Хорошо, спасибо, – ответила она и снова улыбнулась.

– Вид у тебя усталый.

Она наклонила голову, привычно встряхнула волосами, пряча за ними лицо. Они свесились, заслоняя часть ее левой щеки.

– Не спалось.

Я усмехнулся:

– Мне тоже.

Она засмеялась, и я впитал звуки ее радости.

– Да уж! – отозвалась она. – И все-таки мне, наверное, удалось поспать чуть подольше, чем тебе.

– Держу пари, что так и было.

Она выглянула из-за волос, ее глаза осветились – я узнал этот блеск. Любопытство.

– Чем же ты занимался ночью?

Я тихо рассмеялся, довольный, что у меня есть причина не врать ей.

– Даже не мечтай! Сегодня вопросы задаю я.

Складочка возникла между ее нахмуренными бровями.

– Аа, ну да. О чем ты хочешь спросить? – Тон был слегка скептическим, будто в мой интерес ей не верилось. Похоже, она понятия не имела, насколько я любопытен.

Я столько всего о ней не знал. И решил начать с легкого.

– Твой любимый цвет?

Она закатила глаза – все еще сомневаясь, что мне и вправду интересно.

– День на день не приходится.

– А сегодня какой?

Она задумалась всего на мгновение.

– Коричневый, наверное.

Подумав, что она смеется надо мной, я переспросил в тон ее сарказму:

– Коричневый?

– Вот именно, – подтвердила она и вдруг начала оправдываться. Пожалуй, этого следовало ожидать. Оценочные суждения она явно не любила. – Коричневый – теплый цвет. Здесь мне его не хватает. Все, что должно быть коричневым – стволы деревьев, камни, земля, – в этих местах сплошь покрыто какой-то склизкой зеленой дрянью.

Ее тон напомнил мне, как жалобно звучал ее сонный голос ночью. «Слишком зеленое» – так вот что она имела в виду? Я смотрел на нее и думал, как же она права. Честно говоря, только сейчас, глядя ей в глаза, я понял, что мой любимый цвет – тоже коричневый. Я не мог представить себе цвет прекраснее этого.

– Ты права, – сказал я. – Коричневый – теплый цвет.

Она зарумянилась и бессознательным движением вновь спряталась за волосами. Осторожно, приготовившись к любой неожиданной реакции, я отвел ее волосы назад, за плечо, чтобы видеть ее лицо. Единственным ее откликом стал внезапно участившийся сердечный ритм.

Я свернул к школьной стоянке и поставил машину рядом с привычным местом, которое уже заняла Розали.

– Какая музыка у тебя сейчас в плеере? – спросил я и заглушил двигатель. Я ни разу не решился подобраться к ней вплотную и посмотреть диски, пока она спала, и эта неизвестность меня дразнила.

Она склонила голову набок, как будто пытаясь вспомнить.

– А, да: «Linkin Park», альбом «Hybrid Theory», – наконец ответила она.

Совсем не то, чего я ожидал.

Доставая один диск из тех, которые возил с собой в машине, я пытался представить, что значит этот альбом для нее. Он вроде бы не подходил ни под одно из настроений, в котором я ее видел, но, с другой стороны, я многого не знал.

– Меняемся на Дебюсси? – предложил я.

На обложку диска она смотрела с выражением, которое я так и не разгадал.

– Какая из песен твоя любимая?

– Мм… – Она все еще глядела на обложку. – Пожалуй, «With You».

Я быстро выудил из памяти текст, пробежался по нему.

– А почему именно эта?

Она слегка улыбнулась и пожала плечами:

– Сама не знаю.

Мда, толку маловато.

– Твой любимый фильм?

На этот раз она думала недолго.

– Не уверена, что смогу выбрать только один.

– Тогда любимые фильмы?

Она кивнула, выбираясь из машины.

– Хмм… определенно «Гордость и предубеждение» – тот шестисерийный, с Колином Фертом. «Головокружение». И… «Монти Пайтон и Священный Грааль». Есть и другие… вылетело из головы…

– Скажешь, когда вспомнишь, – предложил я, пока мы шагали к корпусу, где у нее был урок английского. – А пока вспоминаешь, назови свой любимый запах.