Солнце

Когда мы оказываемся в гримерной, на меня едва ли не набрасывается миссис Мунлайт. Ярость Уолтера по сравнению с ее яростью – это совершенно ничто. Джессика, стоящая за спиной Эммы, незаметно стучит по лбу, намекая, что я сошла с ума.

– Ты что, играть со мной вздумала? – рука Эммы оказывается на моей шее – она прижимает меня к стене. – Куда пропала, мерзавка? Как ты посмела уйти?

Ее пальцы сжимаются на моей шее все сильнее, и дыхание у меня перехватывает.

– Решила, что можешь делать все, что захочешь? – Лицо миссис Мунлайт так близко от моего, что я чувствую на своей щеке ее горячее дыхание. – Нет, Ховард, ты будешь делать все, что хочу я. Иначе… Иначе ты знаешь, что будет с ними.

Она еще сильнее сжимает мою шею. Я кашляю – кислорода не хватает.

– Мама, – тихо произносит Диана за нее спиной. – Хватит.

– Миссис Мунлайт, отпустите ее, – просит и Уолтер обеспокоенно. – Ей же еще петь!

Этот аргумент действует на Эмму. Она нехотя отпускает меня. Я вижу, как она зла – ее просто трясет от собственной злости. И даже черты ее красивого холеного лица искажаются.

– Простите, – с трудом выговариваю я, хватая ртом воздух. – Простите меня. Я ездила к матери.

– Что? – на лице Эммы отвращение. – К этой наркоманке? Зачем?

– Ей нужны были деньги, – хрипло отвечаю я. Отчасти это правда.

– С ума сойти! – кричит миссис Мунлайт. – Другого времени найти не могла?! Господи, как меня все это раздражает! Еще одна ошибка, Ховард, и тебе конец. Обещаю.

На этом она уходит. Джессика, Уолтер и еще несколько человек несутся следом за ней. Но Диана остается – она как-то странно на меня смотрит.

– Прости, – обращаюсь к ней я. – Так вышло.

Ее взгляд пронзает меня, и я не знаю, в чем дело. Может быть, в ее серебряных линзах и гриме, который ей уже нанесли? Диана похожа на инопланетянку.

– Что? – не выдерживаю я, потирая шею.

– Ничего.

Она уходит.

И начинается безумие.

Я стою в своей маленькой комнатке с экранами, и вместе со мной там находится только помощник звукорежиссера. Диана же появляется на сцене и делает это весьма эффектно – спускается на огромных качелях в виде луны, заставляя публику неистовствовать.

Не знаю уж, как Диана поет, но двигается она пластично и изящно.

Сцена мерцает в воздушном серебре – весь зал погружен во тьму, словно ночное небо, и светящиеся телефоны похожи на россыпь звезд. Диана же похожа на луну, дарящую свет.

Она протягивает ладонь, и все замолкают, зачарованно глядя на нее.

Этот жест для меня.

Я начинаю петь а капелла.

Сначала тихо, тонко, нежно, а потом мой голос все больше и больше набирает силу и звучит так мощно и проникновенно, как только может.

Я пою не для Дианы и Эммы Мунлайт.

Я пою не для тех, кто посвящен в наш секрет.

Я пою не для всех этих людей на трибунах, которые не знают о моем существовании.

Я пою для своих родных. Ушедших и тех, кто остался со мной.

Я пою для своих друзей: и забывших меня, и не оставивших до сих пор.

Я пою для своей любви.

Я пою для себя.

И я пою для неба, что давало мне силы.

Концерт – будто вспышка. Одна песня за другой. Но я не чувствую усталости. Мой голос подобно свету взрывает ночную тьму.

И мне кажется, что во мне живет солнце.

Я могла бы свернуть с пути,
Чем в страхе идти до конца.
Важно то, что живет в груди.
Ведь небо – оно в сердцах.

Глава 24 Воздушный корабль, парящий над крышами

Чтобы увидеть рассвет, нужно пережить ночь.

Дастин наблюдает за концертом из удобной, но высоко расположенной ВИП-ложи. В этом небольшом отсеке с комфортными креслами, столиком и баром он находится в гордом одиночестве – одно место занимает сам, на втором лежит букет прекрасных белых роз, который он купил для Санни.

Да, все стало на свои места. Та, чей голос сводил его с ума много лет, это она, его рыжее солнце, Франки с ямочками на щеках и задорным взглядом. Девчонка, от которой он теряет голову, едва лишь видит ее.

Диана Мунлайт просто использует ее. Она стоит на сцене – холодная и прекрасная, делая вид, что поет. Но на самом деле голос, от которого по рукам бегут мурашки, принадлежит Санни.

Дастин ненавидит несправедливость. Слишком часто он ее видел, когда еще не был звездой. И он намерен все исправить.

Если не он защитит глупую Санни, то кто?

Злость горит в нем ярким пламенем, но Дастин все же хороший актер – его лицо кажется совершенно спокойным. Он смотрит на то, как плавно и грациозно двигается на сцене Диана – она словно серебряная кошка, но не чувствует к ней прежнего тепла. Как она вообще до этого додумалась? Ей так хотелось стать знаменитой? Глупо. Как же глупо и отвратительно! А еще – страшно. Что должно быть в ее душе, если она решилась на это, какой грязной она должна быть?