– В старшей школе они стали считать меня ненормальной, – смеется Лилит. – Я ведь была помешана на театре и плевать хотела на их тусовки на озере и вечеринки у кого-нибудь дома. А еще я ходила во всем черном, и они думали, что я – гот. А мне просто нравился черный цвет. Но я умела ставить их на место. Никто не трогал меня и моих друзей. Жаль, что мы теперь не общаемся, – вздыхает она. – Все разъехались по стране. В нашем городке нечего делать молодежи. Хотя родители хотели, чтобы я стала учительницей младших классов – выучилась и вернулась. Им казалось, что эта профессия дает какую-никакую стабильность. А я мечтала блистать на сцене.
– И поступила в Хартли, – задумчиво произносит Октавий. – Сложно учиться?
– Сложно, – закатывает глаза Лилит. – И ужасно дорого – не все получают такую стипендию, как моя Санни. Но ты бы видел, как я прыгала и кричала, когда узнала о зачислении!
Лилит эмоционально рассказывает Октавию о своей учебе в Хартли. У нее это получается ярко и весело – слушать ее одно удовольствие. И Октавий будто заново знакомится с Лилит – ее привычный кукольный образ рушится, и он видит живую девушку с подвижной мимикой и выразительными жестами. Почему-то Лилит напоминает ему итальянок, и он даже спрашивает, нет ли у нее в роду итальянцев, на что Лилит отвечает – ее бабушка приехала с Сицилии.
– А хочешь, я сделаю тебе мохито? – спрашивает вдруг Лилит, прерывая рассказ. – Я обожаю мохито. А алкоголя у тебя море.
– Сделай, – соглашается Октавий.
Они достают белый ром, еще одну бутылку содовой, колотый лед и веточки свежей мяты, правда, лайм приходится заменить лимоном. Пока Лилит занимается приготовлением коктейля, она продолжает рассказывать об учебе в Хартли, а Октавий внимательно ее слушает, сидя за барной стойкой. Потом они сидят друг напротив друга и пьют мохито. Лилит достает мороженое и ест его пластиковой розовой ложечкой. Вторую ложечку из комплекта – голубую – она отдает Октавию. И тот впервые в жизни ест с кем-то мороженое из одного ведерка. Потом приходит его черед говорить. И Октавий рассказывает о забавных случаях, происходивших с ним на гастролях.
Они не замечают, как проходит несколько часов. И лишь потом осознают, что это первый совместный вечер, который закончился не постелью, а разговорами. Октавий не жалеет об этом – было интересно.
– Если ты хочешь спать, Лил, – говорит он, – выбирай любую комнату.
– А можно я выберу твою? – тут же спрашивает она. – Ну, просто, понимаешь, на твоем плече спать удобно.
– И жарко, – замечает Октавий.
– Ты не любишь обнимашки?
– Я не люблю, когда на мне целую ночь кто-то лежит, закинув свои руки и ноги на меня, – морщится он.
– Я буду спать на другом краю кровати, – обещает Лилит.
– Нет, – остается непреклонным Октавий.
– Мы положим между нами одеяло.
– Нет.
– Я расскажу тебе сказку на ночь.
– Нет.
– Сделаю массаж…
– Это уже интереснее.
– Ах, ты ж мой Сладенький, – тянет к его щекам руки Лилит. Иногда ей безумно хочется потискать этого человека, будто плюшевого песика.
Они направляются в спальню. Октавий распахивает окно, впуская внутрь ночную прохладу, а Лилит пытается отыскать на полочках в ванной какое-нибудь масло. Естественно, не находит. А еще не может найти хоть какой-нибудь крем, кроме крема для бритья. Не с гелем же для лица ей делать массаж Октавию. Тогда она лезет в свою сумку, с которой сегодня приехала к музыканту, прежде чем из нее сделали женщину-вамп и нарядили в алое платье. Сумка огромна, и в ней помещается куча вещей. Крем там тоже есть, вернее, целых два. Один – для лица, увлажняющий и довольно дорогой, по крайне мере, для экономной Лилит. Второй – для ног, снимающий усталость и приятно холодящий кожу. После работы в кафе, где нужно ходить не только в униформе, но и в туфлях на каблуках, ноги Лилит ужасно устают. Поэтому она постоянно покупает подобные кремы.
Для массажа Лилит, недолго думая, выбирает второй вариант.
– Раздевайся, – велит она Октавию. Он почему-то берется за ремень, одновременно с кем-то переписываясь. Лилит звонко смеется.
– Сладкий, вообще-то я буду делать тебе массаж на спине! Снимай рубашку, а не джинсы.
Октавий отмахивается, продолжая переписку. И тогда Лилит подходит к нему и сама начинает расстегивать пуговицы. Близость Октавия будоражит ее мысли. И Лилит, не слишком осознавая, что делает, целует его в шею – знает, что ему это нравится. Ее пальцы пробегаются по мышцам его обнаженной груди, спускаются к солнечному сплетению, касаются твердого пресса, игриво проводят по коже над ремнем, задевают пуговицу на брюках, но, прежде чем Лилит успевает что-либо сделать, Октавий кидает телефон на кровать и ловит ее пальцы.
– И что ты собралась делать, Лил? – мягко спрашивает он.
– Массаж, – невинно хлопает она ресницами.
– Ты же хотела делать его на спине? – Октавий сбрасывает рубашку на пол – он никогда не заботится о вещах. Зато Лилит едва ли не физически больно наблюдать за тем, как дорогая вещь валяется на полу. И она тут же поднимает ее, чтобы аккуратно повесить на стул.
– Ложись на живот, – велит она.