Солнечная сеть (СИ)

— Вот что, — довольно официально заговорил с ней Фейнман, — я думаю, ваше появление сейчас для многих на Земле окажется неожиданностью. Ничего плохого я в этом не вижу, но опасаюсь, что у вас есть некоторые особые представления о том, как может протекать ваш контакт с народом вашего отца, и у меня есть основания считать, что эти представления могут быть подорваны. С момента исчезновения Джорджа Астера прошла четверть века, и многие тенденции, которые он застал только в зачаточном состоянии, сейчас развились в обществе Земли в полной мере. В том числе, не скрою, и тенденции негативные… Поэтому я рекомендую вам отправиться на Землю через промежуточную станцию на Ганимеде, в системе Юпитера, с рейсовым кораблём, который прибудет сюда примерно через месяц. Время ожидания вы можете посвятить изучению новостей Солнечной Системы — они у нас довольно свежие. Тогда вас не будет шокировать кое-что из того, с чем наверняка придётся столкнуться.

— И, если вы примете этот план, — добавил Юсуф Куруш, — я предложу себя вам в сопровождающие. Из-за напряжённого графика работы здесь, в системе Урана, к тому же осложнённого необходимостью круглые сутки приглядывать за опасным маньяком, я не был в отпуске уже почти три года, а это чревато проблемами с руководством медслужбы Астрофлота. Так что, если вы не сочтёте через пару недель, что моё общество вас тяготит, я отправился бы с вами на эту прогулку к Земле.

— С радостью приму ваше приглашение, — ответила Кинтия.

Время до прибытия рейсового корабля она и в самом деле посвятила изучению новостей о Земле. Новости выглядели странно. Космические программы человечества, обещавшие во времена Джорджа Астера такие радужные перспективы, сворачивались одна за другой; это сопровождалось таинственными и удивительно неконкретными намёками на какие-то миллионы жертв, напрасно принесённых на путях освоения межпланетного пространства. Многие объекты внеземной инфраструктуры, плоды работы миллионов людей и вдохновения сотен специалистов, под предлогом их опасности для человечества уничтожались мощнейшими водородными взрывами или просто выводились из строя так, что становились непригодными для жизни и даже для восстановления. Эти акты бессмысленного, с точки зрения Кинтии, вандализма сопровождались победными реляциями, содержательность которых сильно уступала обилию лозунгов. Говорилось о защите экологии, о гуманистических ценностях, упоминалось с постоянством, что Земля сама по себе космический объект, нуждающийся в заботе и любви со стороны её детей — современного земного человечества. Конкретных данных в таких статьях и репортажах не приводилось; зато каждая рутинная авария на производстве, каждое неприятное происшествие, какие десятками возникают с неизбежностью в любом организованном деле, подавались с целым потоком явно избыточных фактов и цифр, превращающих всякий заурядный случай в катастрофу поистине планетарного масштаба.

Странными выглядели не только дела космические, но и вообще репортажи, посвящённые научному миру. Вместе с новостями о повседневных открытиях и буднях исследователей, не вызывавшими, судя по всему, повышенного интереса, в самых авторитетных источниках проскальзывали регулярно публикации на темы, вызывавшие у Кинтии сомнения в научной добросовестности, а то и во вменяемости опубликовавших эти сообщения авторов. Писали о тайнах древних цивилизаций, о таинственных энергиях, пронизывающих мир; люди, далёкие от науки, пророчествовали, давая подробные отчёты о своих встречах с могущественными инопланетными силами, следившими издалека за жизнью Земли и даже управлявшими ей. Кинтия вполне могла бы в это всё поверить, но способ изложения материала, многословие и путаность формулировок, сопровождающиеся призывами-заклинаниями, что «нужно просто верить в хорошее, и всё хорошее сбудется», пугали её неопределённостью доказательств. Кинтия хорошо знала, что в прошлом в земной науке такие методы не только не были приняты, но и активно осуждались. Философы, экономисты, писатели, выступавшие вслед за учёными, обвиняли всех землян без разбору в слепом следовании ложным идеалам научно-технического прогресса, в пренебрежении великими силами природы и человеческой морали, способными управлять миром к добру. Отчего-то пропагандировался и широко внедрялся древнегреческий язык, естественно, вобравший в себя много новых функций и слов, но оттого не ставший ни на каплю удобнее. Писателей, способных сочинять оды и поэмы гекзаметром, превозносили; о философе, ухитрившемся на целый трактат о проблемах интерпретации долга не употребить в этом рафинированном древнегреческом наречии ни одного неологизма, одобрительно отзывались как о «наследнике сверхаттической мудрости»… Слово «инженер» стало в обществе настоящей насмешкой, синонимом неудачи в жизни; Кинтия долго не могла в это поверить, пока Юсуф Куруш не подтвердил ей в разговоре этот странный факт.