Солнечная палитра

И художник вернулся к своему долголетнему замыслу. В поразительно короткий срок ему удалось создать огромный, в размер будущей картины, рисунок углем. Не переливались на этом рисунке краски, только свет и тени играли даже на самых мелких деталях, только умело расположились мастерски исполненные фигуры.

Рисунок был подобен законченной картине. Им восхищались друзья — художники, артисты, родные — все, кто видел его. Впрочем, были и такие, кто молчал и не высказывал своего мнения.

По совету многих Василий Дмитриевич не стал покрывать рисунок красками, а перенес контуры на другое, таких же размеров полотно. Верный Костенька Коровин помогал ему в этой работе.

С затаенным страхом приступил наконец художник к самой картине.

Порой тяжелые раздумья охватывали его. Он начал уставать, но никому не поверял своих сомнений. И только однажды в письме к Васнецову у него вырвалось одно поистине зловещее признание:

«Я все работаю над моей картиной и не предвижу конца…»

Весной следующего, 1886 года Поленовы опять переехали в полюбившееся им Меньшово. И снова наезжали к ним молодые художники, чаще других гостил Костенька.

Неожиданно страшный удар обрушился на семью Поленовых. Умер, проболев всего несколько дней, их двухлетний первенец. Горе обоих родителей было неописуемо. «Да, нет у нас больше нашего Федюшки, дорогого мальчика, а какой он становился милый; вспомнишь о нем, как-то радостно станет. Уж зато как горько, как обидно, что нет его больше, голубчика», — жаловался Василий Дмитриевич в письме к Васнецову.

До глубокой старости с болью в сердце вспоминал он свою невозвратимую потерю.

Деятельная меньшовская жизнь оборвалась. Мамонтовы увезли к себе в Абрамцево неутешных родителей и там старались их всячески отвлечь. Горе подкосило Василия Дмитриевича. С ним нельзя было говорить, он почернел, глаза его потухли. К тому же начались страшные приступы головных болей. Не только будущая большая картина, даже любимая пейзажная живопись, даже искусство, казалось, перестали для него существовать.

19. Часть их жизни

Так живо передо мной встает вся история твоей картины. Ведь она часть нашей жизни, всегда останется таковой…

Из письма Н. В. Поленовой — мужу

Наступила осень, ясная, золотая. В Абрамцеве Поленовы жили в отдельном домике, с хозяевами виделись не каждый день. Василий Дмитриевич или уединялся в комнатах и сидел там, стиснув руками виски, глядя в одну точку, или уходил в лес, на берег узкой, запрятанной в кустах речки Вори, уходил без своего привычного этюдника.

Наталья Васильевна первая взяла себя в руки. Как-то она подвела мужа к колыбельке, где спал их трехмесячный второй сын Митя.

— Смотри, — она показала на малыша, — вот растет наше утешение. Возьми этюдник, пойдем погуляем.

Они пошли. Он повел жену на то глухое место на берегу Вори, где любил сидеть и вспоминать своего умершего первенца.

Они остановились на уединенной, закрытой со всех сторон густыми деревьями полянке. Тихая речка струилась в кустах.

Наталья Васильевна начала выдавливать на палитру краски, сунула в руки мужу одну из его любимых кистей.

И Василий Дмитриевич не выдержал. Несколькими привычными взмахами карандаша набросал он контуры деревьев, надел на большой палец левой руки палитру, подхватил кистью кусочек золотистого кадмиума…

Лес перед ним звучал настоящей симфонией зеленых и золотых красок, от самых светлых до темных. И душа художника отдалась этой симфонии.

Он работал час, и два, и три. Пора было идти обедать. Наталья Васильевна встала; поднялся и Василий Дмитриевич.

— Я напишу с этого этюда пейзаж, — говорил он, складывая все принадлежности. — Назовем его «Федюшкиным воспоминанием». Только не сейчас буду писать, когда-нибудь потом. — Помолчав немного, он добавил: — Поедем в Москву.

— Поедем, поедем завтра же! — подхватила Наталья Васильевна. Она подумала, что он решил вернуться к своей большой картине.

Но она ошиблась. Василий Дмитриевич не собирался ехать к Мамонтовым на Садовую-Спасскую, где находилось его незавершенное полотно.

В своей мастерской он поставил на мольберт ту картину «Больная», которая пять лет провисела в его кабинете незаконченной. Ему опять сделалась близкой тема безвременной смерти.

За несколько дней он прошелся по полотну кистью и внизу поставил дату: 1886 год.

На очередной Выставке передвижников картина пользовалась большим успехом. Толпы стояли перед нею. Ее приобрел Третьяков, неизменно продолжавший покупать лучшие произведения Поленова.

* * *

Как-то Мамонтов примчался к Поленовым и заявил, что увозит их к себе.

— Просто так, давно не были. Поехали!

Василий Дмитриевич зашел в кабинет Саввы Ивановича и отдернул занавес, закрывавший его картину, его нерожденное детище.

Долго смотрел он на свою кровь и муку… А потом…

А потом они просто договорились, когда, в какие часы Василий Дмитриевич будет приезжать работать над картиной.