Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Он противопоставляет Тютчева не частным сторонам поэзии Пушкина, а его поэтической программе, выраженной в таких стихотворениях, как «Вольность», «Поэт», «Пророк». Анализ этой проблемы Горелов резюмирует прямо: «Приобщение Тютчева к „пушкинской плеяде" возникло в порядке литературной легенды». Правда, тут же исследователь добавляет: «Это не значит, что духовный опыт Пушкина по-своему не был впитан поэзией Тютчева».

Но тут же следует критика в адрес автора книги:

К сожалению, это ответственное заявление не расшифровано. Всякий русский литератор многим обязан Пушкину. Но если затрагивается вопрос о преломлении пушкинской традиции «по-своему», то именно это «по-своему» и важно в первую очередь растолковать.

Довлатову важно услышать о том, как Тютчев, современник Пушкина, не отталкиваясь от «нашего всего» и не становясь в его тень, сумел найти свой язык, открыл собственный мир. «По-своему» чувствуя внутреннюю связь, идти своей дорогой. В это время писатель работает над «Заповедником», поэтому разговор о книге Горелова связан с тем, что действительно волновало писателя.

Высокие творческие конфликты накладывались на житейские, бытовые проблемы. Довлатов с трудом нашел работу, рифмующуюся с жизнью целого поколения. Он устраивается сторожем на самоходную баржу «Алтай». Для него это безусловный личностный срыв. Журналист и экскурсовод опускается на одну из низших социальных ступеней. Среда, в которую попал Довлатов, учитывая «алкогольный фактор», представляла немалую угрозу его нормальному существованию. К тому же решение Елены Довлатовой приняло необратимый характер. Дочь балтийского моряка, воевавшего в морской пехоте, последовательно и жестко претворяла свою идею в жизнь. Из интервью Елены Довлатовой журналу «Огонек» в 1998 году:

Я не могла больше ждать, пока Сергей решится на отъезд.

Я не сомневалась, что будет трудно, но хуже быть не могло. Я готова была на любую физическую работу, на любые бытовые сложности, только бы избавиться от ощущения безнадежности и страха перед КГБ, все ближе подбиравшегося к Сергею… Если что-нибудь решу – стену лбом прошибу, но добьюсь своего. Однако преодолеть нерешительность Сергея мне долго не удавалось.

Замечу, что волевое решение Елены Довлатовой в некоторой степени напоминает уход Норы Сергеевны из театра. В довлатовской семье женщины часто принимали «мужские решения». Нерешительность самого Довлатова была связана с ясным осознанием того, что он и его проза не нужны западному читателю. А к настоящему читателю выход перекрыт. Иногда в сознании он обыгрывал мысль об отъезде, но всячески снижал пафос возможного поступка. В такие моменты он представлял себя прагматичным, деловым человеком. Лев Лосев в «Меандре» вспоминает случай, относящийся к концу 1976 – началу 1977 годов. В Америке он около года, работает в знакомом нам «Ардисе». Карл Проффер попросил Лосева выступить на конференции Американского союза гражданских свобод в Айова-Сити. Ранним утром безмашинный Лосев ждет автобуса до аэропорта. Город начинает оживать. Машины, звезды, самолеты, свет неоновых вывесок. Неожиданно приходит понимание чуждости этого мира, в котором ты, тем не менее, находишься. Лосев переполнен нахлынувшим чувством: