— Простил. — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Все в порядке. Беги.
Ива обняла его обеими руками и искушающе прошептала:
— Тогда пойдем со мной к мистеру Вайсу, милый?
— Я вам буду только мешать. — Спейд разнял ее руки, еще раз поцеловал и легонько подтолкнул к двери.
— Топай, крошка.
Дверь номера 12В в отеле «Александрия» открыл тот самый юный субъект, с которым Спейд разговаривал в вестибюле «Бельведера».
— Привет, — добродушно бросил Спейд.
Юнец промолчал и отошел в сторону, освобождая проход.
Навстречу Спейду поднялся толстяк. Он был невообразимо толст. Казалось, в его теле не было ни одной прямой линии. Шарообразная голова, розовые мячики щек, в которых утопали мясистый нос и пухлые губы, отвисший подбородок, полностью скрывавший короткий обрубок шеи, и, наконец, раздувшийся как бурдюк живот. Когда толстяк двинулся навстречу Спейду, все его внушительные телеса затряслись и заходили ходуном, словно мыльные пузыри, готовые оторваться от трубочек. В маленьких, темных, заплывших жиром глазках, однако, прятались хитрость и проницательность. Толстяк был облачен в темную рубашку, черный сатиновый галстук с розовой жемчужиной в булавке, черную же куртку, серые полосатые брюки и кожаные туфли.
— Ах, мистер Спейд! — радостно промурлыкал он, вытягивая вперед пухлую розовую лапку.
— Рад вас видеть, мистер Гатмэн. — Спейд улыбнулся и пожал мягкую пятерню.
Толстяк, не выпуская руки Спейда, взял его под локоть второй рукой и провел к зеленому плюшевому креслу возле стола, на котором находился поднос с сифоном, бокалами и бутылкой виски «Джонни Уокер», коробка сигар «Коронас дель Ритц» и две газеты.
Спейд уселся в зеленое кресло. Толстяк плеснул в два бокала виски и разбавил водой из сифона. Юный субъект куда-то пропал. Дверь в коридор и обе двери в боковых стенах были закрыты. Два окна, прорубленные в четвертой стене, выходили на Гири-стрит.
— Мы хорошо начинаем, сэр, — промурлыкал толстяк, протягивая Спейду бокал. — Я не верю людям, которые отказываются от спиртного. Если человек осторожничает и боится перепить, то это потому, что он не доверяет ни себе, ни другим.
Спейд взял бокал и вежливо поклонился.
Толстяк поднял свой бокал, посмотрел на свет, как вспениваются, поднимаясь, пузырьки, и одобрительно хмыкнул.
— Ну что ж, сэр, — провозгласил он, — за откровенность и взаимопонимание!
— За откровенность, — кивнул Спейд.
Они осушили бокалы и поставили их на стол.
Толстяк окинул Спейда проницательным взглядом.
— Вы, по-видимому, неразговорчивый человек?
— Наоборот, я чрезвычайно люблю поболтать, — усмехнулся Спейд.
— Чем дальше, тем больше вы мне нравитесь, сэр! — воскликнул толстяк. — Я не доверяю и неразговорчивым людям. Если уж они и говорят, то не вовремя и уж совсем не то, что нужно. Чтобы хорошо говорить, необходимо почти постоянно практиковаться. — Он довольно осклабился. — Я думаю, мы с вами поладим, сэр. Сигару?
Спейд взял из коробки дорогую сигару, обрезал конец и закурил. Тем временем толстяк подтащил свое кресло поближе к Спейду и придвинул к нему пепельницу. Затем он плюхнулся в кресло, взял сигару и облегченно вздохнул.
— Теперь, сэр, мы можем поговорить. Я вам сразу скажу, что люблю беседовать с разговорчивыми людьми.
— Прекрасно. Разумеется, поговорим о черной птице?
Толстяк расхохотался.
— О черной птице? Непременно! — Его розовое лицо сияло от восторга. — Вы именно тот человек, который мне нужен, сэр. Мы с вами сделаны из одной глины. Никакого лавирования, а прямо к делу: «…поговорим о черной птице?» Конечно же. Мне это очень нравится, сэр, так и надо делать бизнес. Мы, безусловно, поговорим о черной птице, но только сначала ответьте на один вопросик, сэр, может быть и ненужный, но нам легче будет понимать друг друга. Вы пришли сюда как представитель мисс О’Шонесси?
Спейд выпустил длинное облачко дыма. Затем, сдвинув брови, посмотрел на тлеющий кончик сигары и неспешно проговорил:
— Не могу сказать прямо — да или нет. Это еще не решено — как говорится, все зависит от обстоятельств.
— Каких? — спросил Гатмэн.
Спейд покачал головой.
— Пока еще сам не знаю.
Толстяк пригубил виски.
— Может быть, это зависит от Джоэля Кейро? — спросил он.
— Может быть — небрежно бросил Спейд и в свою очередь отхлебнул из бокала.
Толстяк нагнулся вперед, насколько позволял живот. Его улыбка обвораживала, как и мурлыкающий голос.
— Вы хотите сказать, что вопрос в том, кого из них вы представляете?
— В некотором роде.
— Значит, одного из них?
— Этого я не говорил.
Глаза толстяка блеснули.
— Тогда кого же? — прошептал он.
Как бы не желая мучить собеседника, Спейд указал на себя концом сигары.
— Себя самого.
Толстяк расслабленно откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул.
— Это прекрасно, сэр, — проблеял он. — Это прекрасно! Я люблю людей, которые без обиняков заявляют, что предметом их особой заботы являются они сами. Наоборот, я абсолютно не верю тем, кто, по их словам, не ищет для себя выгоды. А простакам, которые при этом говорят правду, я не верю вдвойне, потому что существование таких ослов противоречит законам природы.