Читаем Сочинение Набокова полностью

С какими сложностями Вы столкнулись, работая над «Лаурой и ее оригиналом»? В чем специфика работы переводчика с текстами Набокова и «Лаурой...» в частности?

Вообще переводъ любой книги Набокова на любой языкъ — весьма трудное дѣло вслѣдствіе колоссальнаго богатства и разнообразія его лексики и чрезвычайной аналитической тонкости изобразительной и выразительной техники. Но переводить его англійскія сочиненія на русскій языкъ труднѣе всего, потому что его родного языка больше нѣтъ въ живыхъ, а тотъ, на которомъ теперь пишутъ и говорятъ, называя его русскимъ, представляетъ собой отдаленное и оскудѣвшее подобіе. То наречие, которое теперь въ общемъ употребленіи и которое Набоковъ называлъ «совѣтскимъ говоркомъ», такъ же мало пригодно для перевода его прозы, какъ малярная кисть для портретной живописи.

…По состоянію русскаго языка можно многое сказать не только о состояніи, но и о составѣ народа, на немъ говорящаго и пишущаго. Страшное обѣднѣніе словаря съ одновременнымъ его испакощеніемъ блатной лексикой, политическими штампами и непереваренными заимствованіями; искромсанное большевицкимъ декретомъ 1918 года правописаніе, тѣмъ самымъ исказившее историческую фонетику и грамматику; чудовищныя новообразованія, «компютерный языкъ» и телеграфныя сокращенія; безцензурная площадная брань и вообще всякаго рода сквернословіе и гнилословіе — все это, сдѣлавшись едва ли не нормой даже въ печати, не говоря уже о пиксельной эфемеріи и мало чѣмъ отъ нея отличающейся теперь рѣчи, неимовѣрно затрудняетъ переводъ русскаго писателя Набокова на его родной языкъ. Я никоимъ образомъ не могу сказать, что мнѣ удалось сдѣлать это удовлетворительно. Но я по крайней мѣрѣ ясно сознаю этотъ ограничительный порокъ средствъ выраженія и пытаюсь восполнить его, изучая и усваивая сколько возможно старые образцы.

Дополнительная трудность перевода «Лауры» заключается вовсе не въ ея фрагментарности, но въ значительно большей свободѣ и лексическомъ разнообразіи англійскаго языка по сравненію съ русскимъ во всемъ, что касается области любовныхъ, и особенно относящихся къ сферѣ пола, терминовъ и описаній. Русскій языкъ образованныхъ людей (разумѣю тутъ языкъ К. Д. Лёвина, а не П. Е. Левина) сравнительно цѣломудренъ и такихъ описаній избѣгаетъ.

Известно, что Набоков не хотел, чтобы «Лаура…» публиковалась. Он не успел закончить книгу и поэтому просил жену уничтожить записи. Она ослушалась, и вот сын и наследник Набокова объявил о своем решении обнародовать черновики. Если не секрет, какова ваша роль в этой истории?

Вѣра Набокова сказала мнѣ о существованіи рукописи и о томъ, что не можетъ пока рѣшиться исполнить волю покойнаго мужа спустя четыре года послѣ его смерти, въ гостиницѣ Паласъ въ Монтрё, гдѣ мы занимались русскимъ «Пнинымъ». Больше объ этомъ рѣчи между нами не было. Въ своемъ послѣсловіи къ русскому изданію «Лауры» я привожу мѣсто изъ письма сестры Набокова Елены Сикорской, из котораго слѣдуетъ, что и она не знала о содержаніи карточекъ съ записаннымъ текстомъ. Когда въ мартѣ 2008 года Дмитрій Набрковъ обдумывалъ вопросъ, печатать или нѣтъ, я былъ среди тѣхъ, къ кому онъ обратился за совѣтомъ, предварительно приславъ манускриптъ для изученія.

Если бы судьба «Лауры...» была в вашей власти, что бы сделали вы — опубликовали бы текст или уничтожили его? Как вы думаете, что важнее в данном случае — мнение общественности (т. е. желание поклонников прочитать роман) или воля автора?

Между публикаціей и уничтоженіемъ есть мѣсто для неуничтоженія безъ публикаціи, т. е. того состоянія, въ которомъ рукопись пребывала тридцать два года.

На вашъ прямой вопросъ прямо отвѣтить и легко и трудно. Легко, потому что «мнѣніе общественности» безусловно не можетъ тутъ имѣть ни малѣйшаго значенія. Воля умирающаго автора, конечно, совсемъ другое дѣло, и тутъ трудность мучительная. Объ этомъ я пишу въ самомъ концѣ своего послѣсловія къ русскому изданію.

Что до моего мнѣнія, то будучи сугубо частнымъ, оно не можетъ быть интересно публикѣ. Но можетъ быть, на мѣстѣ сына я поддался бы соблазну сохранить нѣкоторыя мѣста, вставивъ въ спеціально сочиненную съ этой цѣлью повѣсть, можетъ быть тайно помѣтивъ симпатическими чернилами стиля или композиціи эти инкрустаціи, такъ чтобы ихъ видно было только при нагрѣвѣ или на просвѣтъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии