Собрание сочинений в 9 тт. Том 1

— Неужели ты не понимаешь, что я ни в чем тебя не принуждаю? Я только хочу помочь этому мальчику встать на ноги. Представь себе, что это Бобби, представь себе Боба на его месте, в таком состоянии.

— Пожалуйста, сам с ним возись, а я не буду.

— Посмотри на меня! — сказал он так спокойно, так сдержанно, что она застыла, затаив дыхание. Он крепко взял ее за плечо.

— Не обращайся со мной так грубо, — сказала она, отвернувшись.

— Так вот, слушай. Не смей больше встречаться с этим мальчишкой, с Фарром. Поняла?

Глаза у нее стали бездонными, как морская вода.

— Ты меня поняла? — повторил он.

— Да, я слышу.

Он встал. Сходство между ними было поразительное. Он обернулся у дверей, встретил ее упрямый, безразличный взгляд.

— Я не шучу, Си!

Вдруг ее глаза затуманились.

— Мне надоели мужчины, я устала. Думаешь, я буду огорчаться?

Двери за ним закрылись, она лежала, уставившись на непроницаемую, гладкую их поверхность, слегка проводя пальцами по груди, по животу, рисуя концентрические круги по телу, под одеялом, думая: «А как это бывает, когда ребенок?», ненавидя тот неизбежный миг, когда это случится, когда нарушится ее бесполая стройность, когда ее тело исковеркает боль.

13

Мисс Сесили Сондерс, в бледно-голубом полотняном платьице, зашла к соседке с утренним визитом, вся расплываясь в улыбках. Женщины ее недолюбливали, и она это знала. Но она умела обращаться с ними, при всей своей неискренности, покорять их хотя бы на время своим безукоризненным поведением. В ней было столько такта, столько грациозного внимания, что судачили о ней лишь за ее спиной. Никто не мог ей сопротивляться. Она с таким интересом слушала всякие сплетни и пересуды. И только потом становилось понятно, что она не принимала в них никакого участия. А для этого и вправду нужен большой такт.

Она мило поболтала с хозяйкой в саду, пока та возилась с цветами, потом, попросив разрешения и получив его, пошла в дом к телефону.

14

Мистер Джордж Фарр, бесцельно слоняясь по галерее около суда, еще издали увидел и безошибочно узнал ее на тенистой улочке, заметил ее быструю, нервную походку. Он весь расплылся, медленно, с наслаждением лаская ее взглядом. Вот как надо с ихним братом, пускай сами к тебе бегут. Он забыл, что названивал ей без толку раз пять за последние сутки. Но она так безукоризненно изобразила удивление, так равнодушно поздоровалась с ним, что он перестал верить своим ушам.

— Ну, вот! — сказал он. — А я-то думал, что к тебе никаким чертом не дозвониться!

— Да? — Она остановилась, казалось, что она вот-вот заторопится дальше, и это было неприятно.

— Ты болела, что ли?

— Да, вроде того. Ну, что ж, — и она пошла было дальше, — очень рада, что мы повидались. Позвони мне как-нибудь еще. Ладно?

— Но, Сесили, как же так…

Она опять остановилась, посмотрела на него через плечо с подчеркнуто-вежливой выдержкой:

— Что?

— Куда ты идешь?

— О-о, у меня столько поручений. Всякие покупки для мамы. Прощай!

Она пошла, и голубое полотно платья свежо и нежно приладилось к ее походке. Медленно, как время, проехал негр на громадном фургоне и разделил их. Джорджу казалось, что фургон никогда не проедет, и он обежал его, бросился за ней.

— Осторожней! — быстро сказала она. — Папа тут, в городе. Мне не велели с тобой встречаться. Родители против тебя.

— За что? — растерянно и тупо спросил он.

— Не знаю. Может быть, услышали, что ты бегаешь за женщинами. Боятся, что ты меня погубишь. Наверно, за это.

Он был явно польщен:

— Ну, брось!

Они шли под навесами магазинов. На площади неподвижно стояли сонные лошади и мулы, запряженные в фургоны. Вокруг них плыл, сгущался, набегал откровенный запах немытых тел — негры толпились вокруг, на каждом было хоть что-нибудь из бывшего офицерского обмундирования. В их тягучих, ровных голосах, в их беззаботном, искреннем смехе, слитом с сонным полуденным часом, слышались какая-то скрытая стихийная горечь и покорность.

На углу стояла аптекарская лавочка со стеклянным шаром в каждом окне; жидкость, наполнявшая их, когда-то красная в одном и зеленая в другом, теперь стала бледно-коричневой от многолетнего солнца. Сесили остановила Джорджа.

— Дальше не надо, Джордж, уходи, пожалуйста.

— Ну, Сесили, брось!

— Нет, нет! Прощай! — Тонкая рука намертво преградила ему путь.

— Пойдем выпьем кока-колы!

— Не могу. У меня столько дел. Извини!

— Ну, потом, когда управишься, — попросил он в последней надежде.

— Не знаю, как будет. Но если хочешь — можешь подождать меня тут: если успею — вернусь. Конечно, если тебе хочется.

— Чудесно! Буду ждать тут. Приходи, Сесили, прошу тебя!

— Не обещаю. Прощай!

Он был вынужден смотреть, как она уходила от него, кокетливая, изящная, все уменьшаясь и уменьшаясь. «Черта с два она вернется», — подумал он. Но уйти он не посмел: а вдруг вернется? Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась, видя ее головку среди других голов, иногда видя всю ее фигурку, тоненькую, неповторимую. Он закурил сигарету и вошел в аптекарский магазин.