Собрание сочинений в 9 тт. Том 1

Монотонно ползли фургоны, запряженные длинноухими скотинками. Негры, сонно качаясь, важно сидели на козлах, а в фургоне восседали на стульях другие негры: языческий катафалк под вечерним солнцем. Неподвижные фигуры словно вырезаны в Египте десять тысяч лет назад Медленно, как время, оседает на них пыль, поднятая движением колес; головы мулов медленно качаются на шеях, гибких, как резиновые шланги, оборачиваются. Но мулы опят на ходу: «Увидит, что сплю, — убьет… Да кровь-то во мне ослиная: он спит — и я сплю. Он проснулся — и я просыпаюсь».

В кабинете, где сидит Дональд, его отец упорно пишет завтрашнюю проповедь. День медленно засыпает.

Город:

— Герой войны вернулся.

— Его лицо… Как эта девчонка крутит с этим мальчишкой, с Фарром…

Маленький Роберт Сондерс:

— Мне бы только взглянуть на его шрам…

Сесили:

— Теперь я уже непорядочная. Ну и пусть! Когда-нибудь ведь нужно…

Джордж Фарр:

— Да! Да! Она была невинная! Но раз она не желает меня видеть, значит, есть кто-то другой. Она в объятиях другого… Зачем же, зачем? Что тебе нужно? Скажи мне: я все для тебя сделаю, все на свете…

Маргарет Пауэрс:

— Неужто меня уже ничто не затронет? Неужели ничего не захочется? Ничто не взволнует, не тронет, кроме жалости?..

Гиллиген:

— Маргарет, скажи мне, чего ты хочешь? Я все сделаю. Только скажи, Маргарет…

Ректор писал: «Господь — мой пастырь: он не оставит меня в нужде».

Дональд Мэгон, ощущая Время, как силу, отнимавшую у него мир, о котором он не очень жалел, неотрывно глядел в окно, в неподвижную зелень листвы: все смутно, недвижно…

День сонно клонился к вечеру. Негры и мулы… Наконец Гиллиген прервал молчание:

— Эта толстуха собирается прислать за ним машину, покатать его.

Миссис Пауэрс ничего не ответила.

3

«Сан-Франциско, Калифорния.

5 апреля, 1919 года.

Дорогая Маргарет,

Вот я и дома, приехал сегодня днем. Только успел уйти от мамы, сейчас сел вам писать. Дома все-таки неплохо, особенно когда так собой рисковал, даже ведь многие и не вернулись. Но скучно до чего, все девчонки страдают по летчикам просто страх. И на поезде мне попались две такие ничего себе. Как они увидали мою военную фуражку, сейчас стали глазки строить, и они сказали — мы из высшего общества, тоже нашли дурака, кто им поверит, ну все равно, девчонки славные, а может они и правда из высшего общества. Ну я записал их телефоны, надо будет им позвонить. Но это все просто так, на свете есть для меня только одна женщина, сами знаете Маргарет, кто она есть. Доехали мы до Сан-Франциско, все смеялись и шутили в ихнем купе, а самую хорошенькую я уже пригласил в кино, а она велела и для ее подруги захватить кого-нибудь из моих товарищей, я захвачу: они бедняжечки всю войну проскучали, не то что мы, ребята. Нет, все равно Маргарет, это все шутки, вы не ревнуйте, я же не ревную к лейтенанту Мэгону. Мама зовет меня в гости, лучше бы меня пристрелили, чем ходить с ней чай пить, а она настаивает, ничего не поделаешь. Передайте привет Джо.

С любовью

Ваш Джулиан».

Миссис Пауэрс и Гиллиген поехали на станцию встречать врача-специалиста из Атланты.

В машине врач выслушал ее очень внимательно.

— Но, знаете, уважаемая, вы хотите заставить меня нарушить врачебную этику, — возразил он.

— Что вы, доктор, разве оставить его отца в заблуждении — это значит нарушить профессиональную этику? Пусть он надеется!

— Во всяком случае это нарушение моей личной этики.

— Тогда скажите все мне, а я сама расскажу его отцу.

— Хорошо. Но, простите меня, могу ли я узнать, в каких отношениях вы состоите с пациентом?

— Мы собираемся пожениться, — сказала она, глядя прямо в глаза врачу.

— Ого! Ну, тогда все в поряд ке. Обещаю не говорить при отце ничего такого, что могло бы его взволновать.