— Ничего, благодарю вас. Благодарю покорно. Просто зашел на кухню, навестить нашу юную приятельницу и, кстати, справиться о брате бога Меркурия.
— Чьем брате?
— Говоря проще — о молодом мистере Мэгоне.
— У него — врач, — бросил Гиллиген. — Туда нельзя. — Он круто повернулся и вышел.
— Ничего! — пробормотал Джонс, глядя ему вслед. — Ничего, мой милый.
Он зевнул, побрел по прихожей. В дверях он остановился, раздумывая, и медленно набил трубку. Потом снова широко зевнул. Справа он увидел открытую дверь и вошел в неуютную парадную комнату. Но здесь, по крайней мере, был подоконник, куда можно класть обгорелые спички, и, сев у окна, он задрал ноги на второе кресло.
Все стены были увешаны унылыми, мрачными портретами чьих-то предков, и казалось, что всех их роднит главным образом какое-то желудочное заболевание. А может, это были портреты Моряка-Скитальца, в разном возрасте, пока он еще не доконал этого несчастного альбатроса. «Нет, даже от дохлой рыбы у человека не может стать такое выражение лица, — подумал Джонс, отвергая желчный вызов раздраженных рисованных глаз. — Видно, рояль тут не открывали сто лет, а открой его — он зазвучит так, как глядят эти портреты». Джонс встал, взял с полки «Потерянный рай» Мильтона[13] («Веселое чтение для грешника», — подумал он) и вернулся к своему креслу. Оно отличалось необычайной твердостью, чего нельзя было сказать про Джонса. Он снова задрал ноги.
В поле зрения показался ректор с незнакомым человеком. Они разговаривали, стоя в дверях. Незнакомец ушел, вошла эта черная женщина. Она обменялась несколькими словами с ректором. Джонс медленно и плотоядно смаковал ее сильные, свободные движения, и…
И тут появилась мисс Сесили Сондерс, вся в светло-сиреневом с зеленоватой лентой у пояса, деликатно стуча каблучками по быстро сохнущей дорожке, меж свежеобрызганной травы.
— Дядя Джо! — окликнула она ректора, но он уже прошел в свой кабинет. Ей встретилась миссис Пауэрс, и она сказала: — А-а, здравствуйте! Можно мне навестить Дональда?
Под приятным светом потускневших цветных стекол она вошла в прихожую, повела глазами и увидала у дальнего окна чью-то спину в кресле. Воскликнув: «Дональд!», она впорхнула в комнату, как птица. Закрывая одной рукой глаза и протянув вперед другую, она торопливо простучала каблучками и опустилась к его ногам, пряча голову у него в коленях.
— Дональд, Дональд! Я привыкну, я постараюсь! Постараюсь! О, Дональд, Дональд! Бедный! Такое лицо! Но я привыкну! Привыкну! — истерически повторяла она. Нащупав пальцами его рукав, она скользнула вниз, схватила его руку, крепко прижала к щеке. — Вчера вышло нечаянно… Я не хотела обидеть тебя, Дональд. Я не виновата, ведь я люблю тебя, Дональд, родной мой, единственный! — Она глубже зарылась головой в его колени. — Обними меня, Дональд, — шепнула она. — Скоро я к тебе привыкну.
Он охотно притянул ее к себе. И вдруг, почувствовав что-то знакомое в этом пиджаке, она подняла голову: перед ней сидел Януариус Джонс.
Опа вскочила.
— Свинья, почему вы сразу не сказали?
— Что вы, уважаемая! Кто же откажется от милости богов?
Но она уже не слушала его. В дверях стояла миссис Пауэрс, с интересом наблюдая за ними. «Насмехается надо мной!» — в ярости подумала Сесили. Глаза ее блеснули синими клинками, но голос тек, как мед:
— Как глупо, вот так, не глядя, — сказала она сладким голоском. — Но я увидала вас и решила, что Дональд тут, рядом. Если бы я была мужчиной, я бы непременно старалась быть всегда рядом с вами. Но я не знала, что вы и мистер… мистер Смит — такие добрые друзья Хотя, говорят, толстые мужчины особенно привлекательны. Можно мне все-таки повидать Дональда? Вы не возражаете?
От гнева она совсем осмелела. Войдя в кабинет, она взглянула на Мэгона без всякого страха — на лицо, на шрам. Она поздоровалась с ректором, поцеловала его, потом быстрым грациозным движением повернулась к Мэгону, отводя взгляд от его шрама. Он смотрел на нее спокойно, без всякого выражения.
— Из-за тебя я попала в глупое положение, — шепнула она со сдержанной яростью, нежно целуя его в губы.
Джонс, забытый всеми, пошел следом за ней по коридору и остановился у запертой двери кабинета, прислушиваясь к ее торопливому грудному голосу за немой дверью. Потом, нагнувшись, он заглянул в замочную скважину. Но ничего не было видно, и, чувствуя, как от наклона у него перехватывает дыхание, ощущая, как подтяжки врезаются в жирные согнутые плечи, он выпрямился и встретил бесстрастный, внимательный взгляд Гиллигена. Желтые глаза Джонса сразу опустели, он обошел воинственно застывшую фигуру Гиллигена и, небрежно посвистывая, вышел на улицу.
11
Сесили Сондерс вернулась домой, раздувая в себе и без того неугасавшее возмущение. У дома ее уже издали окликнула мать — и она застала обоих родителей вместе, на веранде.
— Ну, как Дональд? — спросила мать и, не дожидаясь ответа, сказала: — Джордж Фарр звонил, как только ты ушла. Я тебя прошу, говори заранее, что ему передать, когда тебя нет. Тоби все время приходится бросать работу и бегать к телефону.