Собрание сочинений. Том 9

Легкий божий ветерок.
Комары отчаянно
пьют румянец
                       со щек
у кемеровчаночек.
Пусть всех ям не сосчитать,
томских,
              омских,
                           выборжских —
с ямочками на щеках,
Русь,
        из ям ты выберешься!
Вечер,
          душу не томи.
Истомленные
                      ходят чуда вдоль Томи,
в меня не влюбленные.
А у этих чудных чуд
как мне милость выпросить —
полюбить меня хоть чуть,
выкрасить
                 да выбросить.
То смешливые они,
то слезливые,
а когда плохие дни,
малость
зливые.
Скульптор Неизвестный Эрнст,
ты, кентавр,
                    на коем шерсть
от страстей вся дыбом
и клубится дымом.
Жить хочу,
                  на глаз остер,
в небе чисто вымытом,
как, светясь внутри,
шахтер
            с углем,
в сердце вдвинутым.
Эрнст,
          еще мы не слабы.
Вечного,
              не временного,
ты меня живьем слепи
для красавиц Кемерова!
Помоги мне,
                    речка Томь, —
не покойник ведь.
Ты возьми да познакомь
хоть с какой-нибудь.
Я скажу ей без вранья:
«Я —
        из перемолотых,
и не перестарок я —
перемол одок».
Никакой во мне порок
не сказался,
ибо божий ветерок
лба касался.
Презирая всех жлобов,
не скучаю я.
Я люблю любить любовь
нескончаемо!
Столько грязи вытер с ног —
все же не пристала.
Легкий божий ветерок —
и ее не стало…

2004–2005

2. КОГДА ПРИХОДЯТ СЕМЬЯМИ ШАХТЕРЫ

Когда приходят семьями шахтеры
в кои-то веки выслушать стихи,
царям – царево,
а шутам – шутово,
а вот шахтерам не до чепухи.

Их женщины —
                         солдатки подземелий,
поняв, что и земля бывает злой,
взамен ворожб и приворотных зелий,
встав на колени, шепчутся с землей.

И молятся они с толпой у клети,
едва-едва губами шевеля,
чтобы вернула их мужей из смерти,
разжалобясь, соперница-земля.

А дети страх наследуют на вырост.
Вой матерей теперь навек в ушах.
Пустая клеть их превращает в сирот,
и нет нежней детей, чем дети шахт.

Дитя вагонной крыши и перрона,
за черный хлеб с прилипшею махрой
я пел про молодого коногона,
я тоже был с разбитой головой.

К чему меня выспрашивать про корни?
Перрон – мой первый пробный пьедестал.
Я песнями народными прокормлен
и хоть одной народной песней стал.

И нам негоже, дешево актеря,
постыдно опускаться до стебни,
когда приходят семьями шахтеры,
чтоб в кои веки выслушать стихи.

Свет в зале гаснет.
                              Мы, как в общей шахте.
На шаткой сцене, как шахтер, я взмок.
Те, кто стихов не любят, —
                                           не мешайте!

Тех нет,
             кто их бы полюбить не смог.
Не надо нас выстраивать поротно
и ввязывать нас в темные дела.

Свет —
           дело и поэта, и народа.
Лишь нас не раздавила бы порода,
которая стать светом не смогла.

3. КРЕПЕЖ