Собрание сочинений. Том 9

Я многомиллиарден,
                                  а в сущности так одинок.
Я бесчеловечен,
                          хотя называю себя человеком.
Я,
   по телефону звоня сам себе в сумасшествии неком,
на определитель смотрю —
                                            от кого мой звонок.
Я в прах превратил небоскребы в Нью-Йорке,
                                        в ошметки – Советский Союз.
Сам в клочья взрываю себя
                                             и в Израиле,
                                                                  и в Палестине,
и сам я провел себя ловко
                                          на нефти,
                                                          алмазах,
                                                                        мякине,
и сам,
          потерявший дорогу,
                                    к вам с картой дорожной суюсь…
Насилую сам себя я,
                                  отуманенный водкой и «травкой»,
и голову сам себе я
                               отрезаю кинжалом в Чечне.
Стою сам к себе за какой-то ничтожною справкой
и жизнь проклинаю
                                 за то, что я не был убит на войне.
Себя затащивший силком в избирательную кабинку,
я ткну в хитроватую щель бюллетень
                                                   за себя – а еще за кого?
Когда протестую,
         могу напроситься башкой на резиновую дубинку
и всласть получить по мозгам
                                                 от себя самого.
Я сам отравил себя СМОГом.
                                          Я сам заразил себя СПИДом.
А кто обокрал Амазонку,
                                         Аляску,
                                                     Урал?
Увы, никакого большого секрета не выдам.
Все знают прекрасно:
                                   я сам у себя все украл.
А где же дорожная карта?
                                          Неужто мы сдаться решили?
Шурша подмороженно в снежной хрустящей пыли,
лежит она где-то
                           на самой высокой-высокой вершине,
на той,
           до которой мы с вами еще не дошли.

28 сентября 2003

Анна Первая

Посвящается первой русской женщине-поэту

Анне Буниной (1774–1829), которую

Анна Ахматова называла своей «прабабкой»

Она вздыхала так:
                              «Мной матушка скончалась»,
мешая кочергой в печи свою печалость,
и ни лежать, ни сесть от боли не могла,
и так жила она в предсмертье на коленях,
и на нее в мучительных моленьях,
чуть золотой лицом от искр в поленьях
Бог, побледнев, смотрел из красного угла.
Прабабка всех —
и Анны, и Марины,
Одоевцевой и Раисы Блох,
она всех женщин пишущих мирила,
но тут, к несчастью, не помог и Бог.
Когда из живота чекисты Ольге
ребенка вышибали сапогом, —
кровавые ошметки и осколки
из Анны Буниной
                             и красной комсомолки
над всей Россией реяли кругом.
И, Беллы Ахмадулиной пра-пра,
под шляпой,
                    сметанной парижистой иголкой,
она явилась к Сахарову в Горький
и хризантемами мильтонов прорвала.
Есть в женщинах-поэтах постоянность
достоинства,
                     в отличие от нас.
Та Анна на коленях настоялась
за них за всех.
                       Вот кто —
                                        не Бог их спас.

7–8 ноября 2003

Тоскую по Василию Шандыбину