Собрание сочинений. Том 8

История эта рассказана моей женой Машей, работавшей в то время в Кунцевской больнице.

Подневольная вольная русская пресса

И. Ришиной

Подневольная вольная русская пресса
крепостная актриса была —
                                              не принцесса,
но умела играть и в навязанной пьесе
так, что даже не снилось и западной прессе.
Подневольная вольная русская пресса,
словно Пушкин, была на прицеле Дантеса,
но Дантеса,
                   размноженного на сотни,
не из Франции,
а из родной подворотни.
Принимать по-палачески роды дерзнула
повивальная бабка свободы —
                                                  цензура,
доказав нам тюремной черняшкой —
                                                             не сдобой,
что свобода воспитывается несвободой.
Главный цензор, как будто блокадная крыса,
в «Новом мире» в печенку Твардовскому вгрызся.
Черносотенцы взъелись, как лютые урки,
«Бабий Яр» не простившие «Литературке».
Но недаром шел бой
                                  и идет без пощады.
Если отняли «Взгляд»,
                                      то не отняли взгляды.
И «ОМОН» и «МН»,
                                  как на речке Каяле,
несближаемо друг против друга стояли.
Еще станут легендами, к чьей-то досаде,
«Огонек» под огнем или «Знамя» в осаде,
Щекочихина загнанное геройство
и тбилисское рыцарство Юрия Роста.
Как ничтожна ты рядом,
                                         трепло,
                                                     путанесса,
распустежная антисемиточка – пресса.
Как ты лезешь нахраписто и низколобо!
Черной сотни —
                           уже несвобода.
Но как были великими наши поэты,
так великими были и наши газеты!

1991

Ирина Ришина была блистательной журналисткой-интервьюером «Литературной газеты». Сейчас она стала столь же прекрасным директором дома-музея Б. Окуджавы в – Переделкино.

Таганка

У актеров на Таганке
есть особенность осанки
и особенность судьбы
доказать Руси, Европе,
что театр наш – не холопий,
что актеры – не рабы.

Первые некрепостные
из актеров сов. России
вы, Любимова птенцы.
Был театр такого рода,
как внутри тюрьмы – свобода.
Вы – таганская порода,
бунтари и сорванцы.

На дощатой плахе-сцене
рвал Высоцкий грудью цепи,
и лучился, заводной,
легкий, звонкий, без натуги,
золотой наш Золотухин,
золотистый, золотой.

Всей системе в морду въехав,
Зина Славина и Смехов
нам внушали веру в нас.
Джабраильчик, Шаповалов,
с остротой кристалла Алла —
вот кто нас в застое спас.

Нагадала так цыганка:
весь твой шумный век, Таганка,
жить на лезвии ножа
и хранить во всех осадах
вечный дух шестидесятых —
дух надежд и мятежа.

Еще вспомнят наши внуки
о любимовской науке,
что свобода – Божий дар,
о веселой хулиганке —
непродавшейся Таганке,
театральной Жанне Д’Арк!

Мы, грызя узду, поводья,
продержались в несвободе.
А теперь – полурассвет,
а теперь – вопрос особый:
что нам делать со свободой?
Но давно уж с нами нет
тех, кто мог бы дать ответ.

1991

Черная смородина