Собрание сочинений. Том 8

Политическое непотребство
наше русское небо трясет,
и у каждого неботрясца
политес невысоких высот.

Вся дешевая эта шумиха
непотребна, как заросли брюх,
как расстегнутая ширинка,
как завязки кальсон из-под брюк.

Вся политика наша – дочка
коммуналки, подвалов ЧК,
оболванивающего детсадочка
и – на столькие дупы – «толчка».

Вся политика наша – помеха,
чтоб не смели пробиться умы,
растеряха людей, неумеха,
попрошайка с амбициями.

Все пророки в ней – йети, изгои.
В ней для гения нету угла.
Но скажите, а разве другою
быть политика наша могла?

1991

Потеря

Потеряла Россия
                             в России
                                           Россию.
Она ищет себя,
                         как иголка в стогу,
как слепая старуха,
                                бессмысленно руки раскинув,
с причитаньями ищет
                                    буренку свою на лугу.
Мы сжигали иконы свои.
Мы своим не верили собственным книгам.
Мы умели сражаться лишь с пришлой бедой.
Неужели не выжили мы
                                        лишь под собственным игом,
сами став для себя
                               хуже, чем чужеземной ордой?
Неужели нам жить суждено
                   то в маниловском, молью побитом, халате,
то в тулупчике заячьем драном
                                                    с плеча Пугача?
Неужели припадочность —
                                             это и есть наш характер, —
то припадки гордыни,
                                     то самооплева —
                                                                и все сгоряча?
Медный бунт, соляной и картофельный —
                                                  это как сон безопасный.
Бунт сплошной —
                              вот что Кремль сотрясает,
                                                            как будто прибой.
Неужели единственный выбор наш
                                                  русский злосчастный —
это или опричнина,
                                 или разбой?
Самозванство сплошное.
                                         Сплошные вокруг атаманы.
Мы запутались,
                           чьи имена и знамена несем,
и такие туманы в башках на Руси,
                                                         растуманы,
что не правы все сразу
                                      и все виноваты во всем.
Мы в туманах таких
                                  по колено в крови набродились.
Хватит, Боже, наказывать нас.
                                                   Ты нас лучше прости,
                                                                           пожалей.
Неужели мы вымерли?
                                      Или еще не родились?
Мы рождаемся снова,
                                 а снова рождаться – еще тяжелей.

31 марта 1991

«Отказные бабушки»

В больницах после долгой барщины
дни доживают без родни
России «отказные бабушки»,
больным-больны, одним-одни.

Им прятать в жизни, право, нечего,
обжив казенную избу,
да вот припрятывают свечечки
для пальцев собственных в гробу.

Да только тумбочки их личные
в себе таят, не запершись,
рушник и мыло земляничное,
рубаху, чистую, как жизнь.

И смоет все морщины, оспины
всевозвышающим концом,
когда предстанут перед Господом
их души с девичьим лицом.

А внуки где-то депутатствуют,
и дипломатствуют, и пьют,
сбежав от бабок святотатственно
в такой палаческий уют.

Но вдруг, как Божье наказание,
с подъятым старческим перстом,
прорвется в Кремль или в Танзанию
их бабушек предсмертный стон?

Так чья в том, внученьки, вина,
что, певшая нам «баю-баюшки»,
Россия – отказная бабушка
больным-больна, одним-одна?

1991