Собрание сочинений. Том 8

Я видел,
              как на Командорах,
от страсти вздыбленно дрожа,
с морской сольцой в ноздрях матерых
                                                               морж
                                                                     нападает
                                                                          на моржа.
Любовь уже не шуры-муры,
когда струится кровь с боков,
когда пропарывают шкуры
кривые молнии клыков.
Лишь сила здесь без правил правит.
Детьми моржи не дорожат,
не замечая то, как давят
пищащих жалобно моржат.
Кровавы камни-голыши,
и потому на Командорах
моржат,
             раздавленных в раздорах,
прозвали так:
                       «давленыши».
Политика —
                     игра без правил.
Кто —
          и в длину и ширину —
так по краям всю окровавил
еще вчера одну страну?
Политики,
                  держа осанку,
на лежбищах замшелой лжи
за власть дерутся,
                              как за самку
с усами ржавыми моржи.
Но под имперскими развалинами
своих заносчивых идей
неужто бросим мы
                               раздавленными
живых людей?
Ну как нам с этим примириться
всем нашим генам вопреки,
что больше русский с украинцем
не земляки?!
Неужто все мы впали в бешенство
и гонор стал важней стыда?
Давленыш —
                     это каждый беженец.
Все – беженцы,
                           да вот куда?
Когда мы в тех,
                          кого любили,
готовы всаживать ножи,
                                        о наших детях
                                                                мы забыли…
За что они —
                      давленыши?
Закончились о братстве сказки.
Наш бывший сказочник —
                                            палач.
Но по-грузински и абхазски
плач —
            это плач.
Средневековое безумье
разносит колыбели вдрызг,
и в Карабахе,
                      и в Сухуми
давленышей прощальный писк.
И вновь на улицах России,
тихонько сжав свои гроши,
вновь бабушки —
                             седым-седые
давленыши.
Неужто,
              Родина,
                           уронишь
ты честь своих детей?
Кто я такой?
Я сам – давленыш
истории твоей.

1993

Гимн России (на музыку Глинки)

Будь, Россия, навсегда Россией
и не плачь, припав к другим на грудь.
Будь свободной, гордой и красивой.
Если нас не будет, будь!

Родились мы в стране самой снежной,
но зато в самой нежной стране,
не безгрешной, правда, но безбрежной,
с русской песней наравне.

Разве совесть в лагерной могиле?
Будут жить и мужество, и честь.
Для того, чтоб счастливы мы были,
все у нас в России есть.

Россияне, все вместе мы сила.
Врозь нас просто с планеты стряхнуть.
Да хранит Господь тебя, Россия.
Если нас не будет, будь!

1993

«Подлипалы» Ельцина, у которого это стихотворение лежало на столе, нашептывали ему: «Что это за вопрос – «разве совесть в лагерной могиле?» Наша совесть в Кремле, и это вы – Борис Николаевич!» Несмотря на все мои просьбы, песню не записали с музыкой, чтобы хотя бы послушать и понять – как звучат слова. Еще бы! Ведь председателем жюри конкурса был С. Михалков. Единственный раз песня была исполнена – детским хором в Иркутске на моем концерте. Успех был ошеломляющий. Но на это наплевали.

Шестидесятники

Р. Рождественскому