Собрание сочинений. Том 8

По Сибири вдоль саранок —
«МАЗов» дальний перегон,
а от банок-иностранок
жестяной страшенный звон.
Банки с фантой,
                           банки с пепси
едут к нам, как жители,
и бренчат чужие песни —
оккупанты жидкие.
Как дурная оперетта
то, что дюжий самосвал
бутылюги с «Амаретто»
себе в кузов насовал.
Мы рехнулись,
                         опупели?
Мы не сеем,
                    не куем —
только пере-,
                      только пере-,
только перепродаем.
Лишь одна своя продукция
вдоль дорог —
треугольнички продутые
между ног.
И всегда на изготовочку,
напоказ
безтрусовочки-трассовочки,
гейши трасс.
Эти гейши рвутся в ралли
хоть на край земли,
лишь бы только подобрали,
подвезли.
Их мордуют обозленные
пятерни
сексуально образованной
шоферни.
Вот у трассы две трассовочки
стоят.
Просят каши их кроссовочки,
скулят.
Вы,
      зиминочка,
                        ангарочка,
куда,
как два блеклые огарочка
стыда?
Между городом Ангарском
и Зимой
вы забыты государством
и собой.
Вы и в цыпках, и укусах
комаров
лечь готовы —
                       ну хоть в кузов,
ну хоть в ров.
Вы —
         обочинные статуи
с мини-юбками в репьях,
наши сироты хвостатые —
хвосты на головах.
Сколько было нами свалено
статуй Ленина и Сталина,
но за что у этих трасс
беспощадно валят вас?!
Там, где предки кандалами
громыхали по камням,
как подбитыми крылами
с криком машете вы нам.
Ничего-то мы не поняли
и в позорнейшей пыли
ждем Америки,
                          Японии —
лишь бы только подвезли.
Эх, трассовочки бусые
среди нищих и калек…
Неужели ты,
                     Россия,
на обочине навек?

Июль 1993

Лоскутное одеяло

По лоскутку,
                      по лоскутку
нам сочиняла бабка одеяло,
и до сих пор я помню ласку ту,
которой одеяло одаряло.
Алели лоскутки,
                            как угольки,
и золотели,
                   как медвежьи очи,
синели,
             словно в поле васильки,
или чернели,
                      как лохмотья ночи.
В Сибирь попав не как метеорит,
я был и сам в зиминских закуточках
от вьюг лоскутной радугой укрыт,
и сам, как лоскуточек —
                                        весь в цветочек.
По лоскутку,
                      по лоскутку
когда-то собирали мы Россию,
сшивая в мощь лоскутную тоску
и в силищу —
                       лоскутное бессилье.
Лжеидеалы разодрали нас,
и беспощадно,
                        словно одеяло,
над родиной бессмысленно глумясь,
мы раздираем наши идеалы.
И над опять разодранной страной,
как вновь до Калиты, вновь на распутье,
лишь пепел погорельщины сплошной —
знамен и судеб жалкие лоскутья.
Не снизойдет спасенье из Москвы —
оно взойдет по Вологдам, Иркутскам.
Спасенье будет медленным,
                                              лоскутным,
но прирастут друг к другу лоскуты.
Империя, прощай!
                               Россия, здравствуй!
Россия, властвуй —
                                 только над собой.
Как одеяло бабки среди распрей
укрой детей с лоскутною судьбой.
Я так хочу
                  под пенье поддувала
прижаться к бабкиному локотку,
чтобы она Россию вновь сшивала
по лоскутку,
                     по лоскутку.

Станция Зима, 1993

«Давленыши»