Собрание сочинений. Том 7

В прощании с Чаплиным —
                                             нету прощания с Чарли.
Он мерзнет, он голоден —
                                         значит, он жив, как вначале,
когда от клондайкских морозов,
                                                    роняя подметки,
                                                                             стучали
смешные ботинки
                             чечетку смертельной печали.
И, слишком охоч
                            до смешного,
                                                 солененького,
глазами
             экран
                      протирая до дыр,
за тросточку Чаплина,
                                     как за соломинку,
хватался
              в крови утопающий мир.
Экраны заштопывались.
                                        Поколенья сменялись.
Зачем они все
                      над измученным Чарли
                                                             смеялись?
Над Гитлером
                       вовремя
                                    надо им было
убийственным смехом
                                    смеяться, —
тогда бы не вырос
                             он в фюрера
                                                 из паяца…
И смех над трагедией
                                   стал неоплатной виною.
Так мало смешного,
                                когда нам смешно
                                                             несмешное.
Смешинки,
как будто подлинки,
                                 искрились в мильонах сетчаток.
Один человек не смеялся над Чарли —
                                                              сам Чаплин.
И Чаплин добился от Чарли ответа:
за что нескончаемый черствый смех
преследует маленького человека?
За то, что он все-таки человек.
Я мерз, голодал.
                          На меня и собаки,
                                                        и танки рычали.
Я видел фашизм —
                               я не видел живого Христа.
Но если бы не было
                                грустного черного чертика Чарли —
я был бы не тот,
                          и эпоха была бы не та.
Прощание с Чаплиным —
                                          с целой эпохой разлука,
и так хорошо,
                      что сейчас никому не смешно.
Покинув чужое кино
                                  изолгавшихся звуков,
уходит он в смерть,
                                как в родное немое кино.
Без Чаплина люди немножко уже
                                                       заскучали,
а Чарли остался,
                           и мы подождем,
когда со вселенной
                               за Чаплина
                                                 чокнется Чарли,
свой снятый ботинок
                                   наполнив клондайкским дождем.

Январь 1978

Сварка взрывом

Инженеру Е. Рябчикову

Замечали танкисты не раз на войне:
прикипают,
                   расплющившись,
                                               пули к броне,
словно родинки,
                           смертью подаренные,
неразгаданной сваркой приваренные…
И ученые,
                взяв два железных листа,
динамит между ними взрывали,
и срастались листы,
                                 прикипев неспроста
так, что шов распознаешь едва ли…
И тогда родилось выраженье
                                           со смыслом, пугающим чуть,
                                                                    но красивым:
сварка взрывом.
Между мной и страной —
                                         ни малейшего шва.
Мы к друг другу
                           приварены шрамом незримым.
Нас война не разрушила взрывами.
                                                          Шла
сварка взрывом.
Я не слушал подсказки всех тех,
                                                     кто труслив:
«Не взрывайся!
                         Одумайся!
                                           Будь терпеливым!»
И, когда я взрывался,
                                 то был не бессмысленный взрыв —
сварка взрывом.
В моей жизни
                       однажды
                                     все вдруг взорвалось.
Я остался один
                         перед черным обрывом.
Но ко мне приварила тебя
                                          от ступней
                                                до расплавившихся волос
сварка взрывом.
Как перчатку,
                      бросаю взрывчатку,
                                                      веселый и злой.
Если сердце взорвется,
                                     то будет конец справедливым.
Это будет не смерть,
                             а надежная вечная сварка с землей —
сварка взрывом.

Февраль 1978

В Чаренцаване