Собрание сочинений. Том 7

9

Я пришел к тебе с миром,
                                          пустыня Гоби,
и не мог я не с миром прийти,
                                                 а по злобе.
Общей правды
                        и в русском ища,
                                                   и в монголе,
я пришел
               как посол Куликова поля.
Пограничник монгольский,
                                             как грек за богиню,
поднял тост:
                    «За прекрасную нашу пустыню!»
И она засмущалась,
                                в ответ зашуршала
и песчинками к нам прикоснулась шершаво.
Солнце,
             будто монгольское медное блюдо,
здесь рождается
                          между горбами верблюда.
К материнским соскам
                                     так прилежно прижаты,
островками блаженства
                                       лежат верблюжата.
Сохраним от войны,
                                 отхлебнув из Непрядвы причастья,
верблюжатам и людям
                                     возможность – прижаться.
Сохраним от войны
                                и Гандан,
                                               и Сан-Пьетро,
                                                                      и Прадо!
Миссисипи и Волга,
                         вам делаться новой Непрядвой не надо!
Я пришел к тебе с миром,
                                          пустыня Гоби.
Твои красные скалы
                                 глядят исподлобья,
но заложена память
                                 не меньше, чем в рощах,
в искривленных твоих саксаулинках тощих.
Нас когда-то топтали
                                   монгольские кони —
мохноногие чудища
                                рабства,
                                             погони.
Нас баскаки давили,
                                  камчами хлестали,
волочили в полон за густыми хвостами,
и все русские бабы
                               крестились пугливо,
увидав проклятущие черные гривы.
Но потом в сорок первом году,
                                                 лишь грянули взрывы,
транссибиркой
                        неслись под Москву эти гривы.
Полмильона монгольских коней
                                                     из теплушек
подставляли под ветер
                                     сторожкие уши.
В дальних рейдах Доватора
                                             кони скакали,
на мамайство фашистское
                                           зубы оскаля,
и бойцы на морозе редчайшем,
                                                  крепчайшем
грели руки в их гривах,
                                       похожих на чащи.
И монгольские кони летели с донскими
по фашистам,
                      как будто по новым плоскиням
и потом у рейхстага,
                                 при грозном пожаре,
как у вражеской каменной юрты, заржали!
Как легендами,
                         гривами
                                      стала обвита
наших новых времен
                                  Куликовская битва.

10