Собрание сочинений. Том 6

И когда шелестели:
«Он отходит…
                       Он плох», —
то привстал на постели
умирающий Блок.

Он стоял, как на плахе,
напрягая кадык,
в смертной белой рубахе,
на коленях худых.

Обострившийся профиль
и мятущийся дух,
будто что-то он проклял —
лишь не высказал вслух.

И, ощерясь клыкасто
на жалеющий писк,
стал швырять он лекарства
прямо об стену —
                            вдрызг!

Вдрызг —
               все банки и склянки,
дуру-тумбочку – хрясь!
Сердобольные няньки,
так бы об стену вас!

Стыдно,
            с горестным взглядом
поправляя кровать,
тем,
      кто вскормлены ядом,
витамины давать.

Лицемерны укоры,
что больной так строптив.
Стыдно делать уколы,
в спину нож засадив.

Не лечите поэтов
поздней жалостью к ним.
Им не надо подсветов,
чтоб подсвечивать нимб.
Не учите поэтов.

Вы —
        не поводыри.
Им не надо советов —
кроме тех,
                 что внутри.

Не советуй поэтам,
лживых плакальщиц рать,
как им жить,
                     что поведать
и за что умирать.

Вы – помощники смерти,
а поэту дана,
как сестра милосердья,
лишь Россия одна.

Вам поэт —
                  не болонка.
Среди вас —
                    он изгой.
И скопца
               Аполлона
Блок в сердцах —
                            кочергой.

Как Везувий,
                      излился
гнев на вас,
                   пошляки,
Все кудряшки из гипса —
в черепки,
                 в черепки!

Усмехнулся не гордо
Блок,
        уже не жилец:
«Эту жирную морду
я разбил наконец…»

И в искусстве слащавость —
будь то гипс или медь —
никогда не прощалась,
не простится и впредь.

Не продайтесь продаже
те, в ком юность и Бог,
как мятежен был —
                               даже
умирающий —
                        Блок.

Шахматово, 8 августа 1971

В миг полуосени-полузимы