Собрание рассказов

—     Так он, может, и не мемфисский,— полицейский ей отвечает.—А, в общем, кто его знает. Много их бродит, и мальчишек, и девчонок, и те­хасских, и миссурийских, сегодня здесь, завтра там, лишь бы где-нибудь поесть перехватить,— бывает, такого карапуза встретишь, что он еще и ходить-то как следует не умеет. Этот-то уверен: в Мемфисе у него, видите ли, брат, да и все тут. Что я могу? — пошлю его туда, пусть ищет.

—     Правильно,— старая кивнула, а та, помоложе, села рядом, открыла сумочку, достала ручку, достала бумагу — листки какие-то, а старая опять:

—     Ну, милый, надеюсь, ты найдешь брата, а нам тут надо твою историю зарегистрировать. Нам надо знать твою фамилию, и где ты родился, и когда умерли твои родители, и как зовут твоего брата.

—     Не нужно мне ваших историй,— говорю.— Мне только до Мемфиса добраться, и все: мне сегодня туда надо.

—     Видите? —это полицейский опять влез. И вроде ему нравится, как я говорю.— Я ж вам рассказывал.

—     Вам везет, миссис Хэбэршем,— кондуктор говорит,— пожалуй, пу­лемета у него нет, зато нож... нож у него проворный, хоть кому удружит.

А старая все смотрит и смотрит на меня.

—     Ну, хорошо,— говорит.— Ладно. Уж не знаю, что и делать.

—     Я знаю,— это кондуктор опять.— Куплю ему билет за собственный счет, огражу пассажиров от смертоубийства. Пусть мистер Фут подтвер­дит, что я гражданское мужество проявил, возместят же мне убытки... а, может, и медаль дадут, а? Мистер Фут?

А на него никто и внимания не обращает. Старая все стоит — уставилась на меня. «Ну, ладно,— говорит.— Ладно». А потом вдруг вынула доллар из кошелька и дает кондуктору: «Надеюсь, он по детскому билету ездит?» — спрашивает.

А кондуктор говорит: «Н-да. Не знаю уж, как и быть. Уволить ведь могут. Скажут: «Почему не упакован? Почему надписи нет — «взрыво­опасно»? Ну да ладно, рискну».

Ушли они. Только полицейский снова вернулся, сэндвич мне дал. «Най­дешь брата, уверен?» —спрашивает.

—     Да как же не найду? — отвечаю.— Ну, я его не увижу, так он меня увидит. Что ж, он меня не знает?

Тогда и полицейский ушел, а я сэндвич стал есть. Народу в вокзал набивалось все больше, а потом кондуктор сказал, что пора ехать, я влез в автобус — совсем как Пит вчера, и мы тронулись.

И я разные города видел. Автобус здорово разошелся, а я вдруг понял: спать хочу — сил нет! Так ведь сколько было смотреть всего — какой уж тут сон. Автобус из Джефферсона выбрался — и пошло: поля, леса, мимо, и вдруг опять город, и этот мимо, и опять поля и леса, а гляди, уж опять город, и склады, и водокачки, и фабрики, а потом мы вдоль насыпи поехали, и я видел, как семафор семафорил, и поезд шел, а вот опять город, и еще, и еще, и я совсем носом клюю,— да нельзя мне было спать. И тут начался Мемфис. Автобус ехал и ехал, и пошли склады. А это и не Мемфис вовсе был, и мы ехали мимо водокачек, труб, фабрик, и если это были лесопилки или ткацкие фабрики, то я в жизни таких больших не видал и так много; а уж где они столько хлопку берут или бревен, чтоб работать, я и вовсе не знаю.

А потом я увидел Мемфис. Тут уж я сразу узнал. Он вырастал и уходил вверх. Будто десяток Джефферсонов собрались вместе и растут к небу,— выше любой горы по всей Йокнапатофе. И вот мы въехали в город, и автобус пополз и останавливался каждую минуту, и машины так и порскали со всех сторон, а народу было на улицах — ну, тьмущая тьма, небось всё Миссисипи в тот день туда съехалось: хорошо хоть кондуктор в Джефферсоне остался, чтоб билет мне продать; и еще эти тетки,— интересно, почему они в Мемфис не уехали? И тут автобус совсем остановился. Это была другая автобусная станция, здорово больше, чем которая в Джефферсоне. Я сказал: «Порядок. Где тут вступают в армию?»

—     Что? — спросил кондуктор. И я повторил: «Где тут вступают в армию?»

—      А-а,— говорит, и растолковал, как пройти. Я сперва боялся, что не найду в таком большом городе, да все обошлось, я и переспросил-то, может, раза два. И пришел. И обрадовался, сил нет, а то люди бегут — целая толпа, машины несутся, шум, гром... а теперь уж недолго, думаю; только если и в армию вступило столько же народу, сколько здесь по улицам бегает, то пусть бы Пит меня первый увидел. Ну, вошел я, значит, в комнату. А Пита нет.

Не было его там. Солдат сидел — с нашивкой на рукаве, писал; да напротив стояли двое, и, может, еще кто-то был. Вроде, помнится, были какие-то.

Я подошел к столу, где солдат писал, и говорю: «Где Пит?» Он поднял глаза, и я сказал: «Мой брат. Пит Гриер. Он где?»

—     Что? —солдат спрашивает.— Кто?

Я ему объясняю: «Пит, вступил вчера в армию и едет в Пирл-Харбор, а я с ним. Отстал малость. Вы куда его дели?» Тут они все стали на меня глядеть, но я не обращаю внимания. «Ну так что,— говорю.— Он где сейчас?»

Солдат писать перестал, руки по столу разложил: «Вот как?— гово­рит.— И ты, значит, тоже?»

—      Да,— объясняю.— Им нужны дрова и вода. Я буду носить воду и рубить дрова. Ну, где Пит?

Солдат встал. «Тебя кто пустил? — спрашивает.— Вали-ка отсюда».

—     На-ка,— говорю,— выкуси! Где Пит?