Собор

А Верунька своим зорким глазом заметила в кабинете еще одну вещь: в углу за сейфом в сумраке притаилось что-то далеко задвинутое и прикрытое плакатом… Что-то очень напоминающее соборную таблицу чугунную!..

— А там у тебя что? — кивнула она в угол и, пока Лобода в крайней растерянности соображал, как бы выкрутиться, что бы такое солгать, разгневанная кума его вылетела из кабинета, со злостью грохнув дверью.

9

Зачеплянку в этот день как будто слепни покусали: много было злых.

— Будто в душу тебе наплевали, — сказал Федор-прокатчик. — Ну, попадись бы мне те ворюги…

Как на грех, у него еще и «Кама» в этот день забарахлила. И с женою без причин поссорился. Другие тоже ходили раздражительные, понурые. Наверное, если бы заявился сегодня Лобода-выдвиженец на Веселую со своим нержавеющим оптимизмом и свеженьким анекдотом, вряд ли стал бы кто слушать его «армянское радио» и уж наверное никто сейчас не сел бы с ним забивать козла; есть охота — садись и сам с собой играй!

Прибыла в этот день кочевая бригада реставраторов, поставившая в свое время эти смехотворные леса, которыми так никто, кроме аистов, и не воспользовался. Недели две тогда толклись тут, в соборе ночлежку себе устроили, водку пили да девок водили — такая это была бригада, работу которой Зачеплянка иначе и не называла, как халтурой. Явились, учуяли поживу. Ведь вместе с доской теперь с собора словно сняли и покров неприкосновенности и неприкасаемости. Отныне собор стал объектом как бы уж ненадежным, возможно, именно это и пригнало сюда халтурщиков (ведь и на разрушении порой можно порядочный куш сорвать)… К тому же вспомнила эта братия о когда-то выполненных работах (хоть и было их на копейки), вспомнила какой-то свой договор, который, может, увы, и мыши съели. Бригадир реставраторов, щуплый, видавший виды пройдоха в берете, все уговаривал поселковых подписать ему акт и, словно оправдываясь, объяснял собравшимся на майдане, почему в свое время были заморожены реставрационные работы:

— Вы же знаете, как это у нас: то смету не утвердили, то олифы нет…

— Души в тебе нет, — презрительно заметил на это Федор-прокатчик.

— Бригада — не бей лежачего, — подбросил Шурко, водитель дальнерейсовых автобусов.

Еще один из реставраторов жаловался, что за высоту им не платят; бегая юркими глазами, искал сочувствия у работяг.

— По закону верхолазам полагается за высоту платить, а здесь же высота какая! — И, будто призывая присутствующих в свидетели, показывал на центральный высоченный шатер — ржавый, с облезлой краской.

Металлурги хмуро поглядывали вверх. Это действительно была высота. Молодица на сносях, невестка горнового Ткаченка, тоже засмотрелась вверх, кривилась жалобно, словно хотела спросить: «А дитя мое уже и не увидит этих маковок в небе?»

Над собором небо сегодня было словно еще голубее, чем обычно, таило в себе какую-то пронзительную нежность. Ни мглы, ни заводских дымов. Ласточки вверху мелькают, им тут нравится, все лето они вот так играют над куполами собора.

Разговор в толпе то и дело возвращался к доске, зашла речь о ее происхождении, старшие пытались вспомнить, когда и кто ее отливал, и выходило так, что чуть ли не по декрету Ленина была она отлита, эта чугунная зачеплянская доска…