Читаем Собор полностью

— Ну-ну, хорошо сказал, — он взял мальчика за руку и осторожно притянул к себе. — Послушай, а тебе в рубашке не холодно?

— Не-а!

Егор опять мотнул головой и доверчиво подошел к главному архитектору совсем вплотную, и тот, вдруг подхватив его под мышки, усадил к себе на колени.

— Завтра Алексей Васильевич купит тебе одежду новую и башмаки.

— Башмаки?! — ахнул Егорушка. — Отродясь у меня их не было!

— Ну так теперь будут.

Кондрат Демин не сажал сына к себе на колени, не имел привычки его баловать, а каково было на коленях у матери, мальчик успел позабыть, и теперь вдруг его охватило ощущение незнакомого блаженства. Ему стало хорошо на коленях у этого человека, которого он прежде так боялся, что Егорушка невольно опустил голову на плечо главного и почувствовал, как учащенно колотится его сердце.

— Не выгоняйте меня со строительства, Август Августович! — ласково и настойчиво взмолился Егор. — К любому делу приставьте и поглядите — я справлюсь!

Монферран засмеялся и ладонью провел по мягким Егоркиным кудрям.

— Ладно, Егор Кондратьевич! А что бы ты хотел делать? Чему тебя обучить?

— Меня-то? — маленький Демин просиял и тут же наморщил лоб и задумался. — Да я… Я бы хотел…

— Ну что стесняешься? Говори!

И Егорушка выдохнул:

— Мне бы выучиться таких людей и ангелов мраморных делать, как те, что на дворе у вас! Можно тому научиться?

Огюст слегка отстранил от себя мальчика и посмотрел на него с еще большим интересом:

— Ого! А ты оказывается… как это? С искрой божьей… Ну-ну! Научиться можно, только это трудно, Егор Кондратьевич. Сперва надо выучиться завитки и цветочки из мрамора вырезать, а потом уже к ангелам подбираться. Станешь всему понемногу обучаться? Годами, а?

— Стану, — решительно сказал мальчик.

— Отлично! По рукам, — Огюст опять улыбнулся и сжал в своей руке Егоркин кулачок. — Через пять-семь лет хорошие мраморщики нужны будут больше, чем сейчас. Завтра же я попрошу Лажечникова, чтобы он взял тебя в обучение. Знаешь Павла Лажечникова?

Егор слегка поежился.

— Еще б не знать… Злой, как черт… Поди-ка бить станет! Но я не боюсь! — тут же спохватился он. — Пускай его бьет! Все одно учиться буду.

— Он не будет тебя бить, — главный говорил спокойно и решительно, и словам его нельзя было не верить. — И не так уж он зол. А мастер это хороший — все говорят. Он и выучит тебя резцом владеть. А там посмотрим. Может, и дальше учиться будешь, если окажешься способным. Я договорюсь, чтобы тебе платили пока как ученику мастера. А из какой ты губернии? Как тебя писать?

— Я питерский, — гордо сказал Егорушка. — И не крепостной. Батька у меня раньше на заводе Берда работал, а после вот сюда нанялся, собор строить. Работал хорошо, только шибко уставал… Тогда, когда брус-то сорвался, все отскочили, а он не поспел…

Огюст опустил голову, отвел взгляд и несколько минут молчал. Одна из морщин, вертикально перечертившая его лоб, стала вдруг углубляться и даже немного удлинилась. Егорушке ужасно захотелось ее разгладить, он не утерпел и осторожно, одним пальцем провел по ней вверх и вниз и ощутил на пальце теплую влагу: пот, невидимо проступивший на лбу главного.

Через два дня Егор Демин был зачислен учеником к мастеру-мраморщику Павлу Лажечникову и поселился с ним и с другими резчиками в их удобном и теплом бараке.

Павел был рад взять мальчика в обучение.

— Бог вознаградит вас, ваша милость, за доброту к сироте! — сказал он главному архитектору, который сам привел к нему ученика.

— Но смотри же, Павел Сергеевич, головой мне за мальчика отвечаешь. Чтоб он по лесам не лазал и под брусья не попадал. Не то худо будет! — предупредил Монферран.

— Догляжу, как за дитем родным! — пообещал мастер.

— И без подзатыльников учи, понял?

— А уж это, как придется! — Лажечников развел руками и хитро подмигнул, отчего его изуродованное лицо сразу стало приятнее. — Не могу слова дать, но уж постараюсь. Да вы ж не бойтесь, Август Августович, от подзатыльников детишки только понятливей бывают…

Обучение Демина мастер начал с первых же дней, и вскоре до Монферрана дошло, что Лажечников доволен Егоркой. Впрочем, мальчик нередко появлялся в доме у главного архитектора, вернее, во дворе его дома, куда ему было разрешено приходить в свободное время, чтобы проведать любимых греческих богов. Там он подолгу играл с Еленой, и вскоре дружба их стала так тесна, что Элиза и Анна без раздумий начали брать Егорушку на воскресные прогулки по Летнему саду, зная, что с ним Леночке будет куда веселее, да заодно он и маленького Мишу покатает на плечах, если Алексей не сможет пойти гулять со всем семейством.

Алексею нравился смышленый мальчишка, он не возражал против дружбы его с Еленой, наоборот ей радовался и сам учил Егорку читать и писать, чтобы ему стали доступны Леночкины книжки.

— Ты рассказывай ему все, что знаешь, — говорил он дочке. — Он, видишь, как понимает все! Ему сейчас только и учиться, грамоту узнавать. Я вон в девятнадцать первые буквы узнал и то теперь грамотный. А из него, как знать, кто еще будет? Может, умней нас всех вырастет!

<p>XXI</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза