Соблазны бытия

Потом Джайлз начинал думать обо всех темных страницах истории семьи Литтон: о печальном романе Иззи и Кита, об измене Боя, о нелегкой, полной унижений жизни Адели в Париже и ее бегстве оттуда, о трагической смерти Люка Либермана. Не лучше ли оставить эти воспоминания заботам тех, кому они принадлежат? Пусть сами решают, что, кому, когда и как рассказывать.

Но какое право он имеет решать судьбу дневников? Кто он такой, чтобы определять, сохранить их или уничтожить, рассказать о них семье или не разглашать тайну их существования? Это были не его записки, а хроники его матери. Какой она сама видела дальнейшую судьбу своих дневников?

Джайлз так и не пришел ни к какому решению, а до мемориальной службы в честь его матери оставались считаные дни.

Глава 44

Настроение у Чарли становилось все хуже. Давно уже он не испытывал такого отчаяния. По его представлением, от тридцати миллионов – это по самым грубым подсчетам – его отделял всего-навсего листок бумаги, которого, возможно, даже и не было. А если был, тогда, конечно, от ворот поворот. Миллионы мистера Эллиотта останутся лежать в банке. Но если Барти не оформляла отказа, эти денежки через какое-то время прилетят к нему. Естественно, не к нему. К Дженне. Но он, выждав плюс-минус несколько месяцев, уж точно сумеет заполучить пару миллионов.

Чарли не сомневался: если бы Барти оформила отказ, основной документ отправился бы на хранение к ее адвокатам, а себе она обязательно оставила бы копию. Он еще не встречал человека, который с такой педантичностью относился к своим бумагам и держал их в столь умопомрачительном порядке. Копии всех важных писем, которые она писала, и прежде всего писем, касавшихся Дженны, были рассортированы по датам и разложены по папкам. Следовательно, копия отказа тоже должна была бы где-то храниться. Если Чарли ее до сих пор не нашел… Господь, сделай так, чтобы этого отказа вообще не существовало.

Он несколько раз перерыл все бумаги Барти в нью-йоркском доме, однако ничего не нашел. На уик-энд Чарли поехал в Саут-Лодж и стал смотреть там. Ничего примечательного. Бумага, подтверждающая ее членство в местном парусном клубе, несколько квитанций с указанием сумм, пожертвованных ею художественному музею Пэрриша. Копии ее писем в местную газету и различные местные организации. Чарли осторожно спросил у Миллзов, не хранила ли она здесь каких-нибудь документов. Те ответили, что, скорее всего, нет, но посоветовали посмотреть на чердаке, где были коробки с бумагами. Чарли ухлопал несколько часов, просматривая старые английские газеты, в основном времен Второй мировой войны. Его настроение стало улучшаться.

– Я внимательно осмотрел все мыслимые места в обоих домах, – похвастался он Уайли. – Никаких намеков. Может ли это означать, что она не оформляла никакого отказа?

– Нет, не может. Я вообще не понимаю, зачем вы потратили столько времени. У ее адвокатов обязательно должны быть записи. Встретьтесь с ними и попросите их проверить.

Откуда Уйали было знать, что Чарли боялся обращаться к адвокатам? Те обязательно сообщили бы о его просьбе попечителям, этой троице скупердяев. Один из них – Мартин Гилрой – сам был юристом, хотя и не из той фирмы, с которой всегда имела дело Барти. Характер запроса быстро бы навел Гилроя на соответствующие мысли.

Как-то вечером – время тянулось еле-еле, – устав в очередной раз ворошить бумаги покойной жены, Чарли полез в ванну. И там его осенило. Он нашел способ: невероятно простой и чертовски умный…

– Паттерсон, ты все-таки гений, – сказал он вслух.

* * *

– Дженна, дорогая, я тут заполняю кое-какие бланки, и мне нужны сведения.

– Сомневаюсь, что я смогу их тебе сообщить.

– И тем не менее. Можно задать тебе вопрос?

– Конечно. Но потом ты послушаешь мою речь. Согласен?

– Я бы и так ее послушал… Радость моя, дело касается той истории… Помнишь, мы с тобой говорили? Это было в тот день, когда нам позвонили из Англии и сказали, что Селия при смерти. Я тогда спрашивал тебя, хотела бы ты получить долю отцовского наследства.

– Помню. Чарли, но ты же не стал…

– Разумеется, не стал, – ответил он голосом глубоко оскорбленного человека.

– Чарли, прости, пожалуйста.

– Дженна, я вообще забыл бы про все это, но мне понадобилось кое-что узнать.

– Зачем?

– Точнее, не мне, а Внутренней налоговой службе. Людям, взимающим подоходный налог. Им необходимо знать, не оформляла ли твоя мама официального отказа от притязаний на наследство.

– А им-то какое до этого дело?

– Одному Богу известно. Как я понимаю, если отказ не был оформлен, твоя доля может считаться потенциальным источником дохода.

– Какого дохода? Твоего?

– В известном смысле. Они рассуждают так: раз я твой опекун, то теоретически мог бы подать от твоего имени иск о разделе наследства.

– Так ты лучше спроси попечителей. Они тебе точно скажут.

– И снова получить от них нагоняй? Спасибо. Уже получил.

– Чарли, я думала, в этот раз они были с тобой полюбезнее. Ведь они тебе все-таки помогли.