Читаем Соблазны бытия полностью

Иззи не переставала удивляться, до каких тонкостей и мелочей она успела изучить особенности его характера. Она точно знала, когда он бывает счастлив, когда чем-то взволнован, а когда почему-либо грустит. Она сразу замечала, если у него схватывает желудок (она без конца твердила, что ему стоит показаться врачу, поскольку эти боли могут быть вызваны язвой желудка), если он устал, голоден, полон надежд или отчаяния. Все это она знала без подсказки. И естественно, она давным-давно изучила его странные привычки. Скажем, обыкновение дергать себя за мочку уха, когда он о чем-то думает. Или морщить нос, прежде чем рассмеяться. А его жуткие шутки всегда предварялись глубоким вдохом. Впрочем, ничего удивительного: она уже целую вечность работала бок о бок с ним. Сколько раз она спорила с ним до хрипоты, беспокоилась за него, хотела чем-то порадовать, смеялась его дурацким шуткам. А сколько раз позволяла ему подтрунивать над ней. Иногда она в ужасе замирала, видя, в какой блеклой, невыразительной рубашке он собрался на важную встречу. Ее раздражало, что он, решив сэкономить пару долларов на парикмахерской, стригся очень коротко, объясняя, что волосы подольше будут отрастать. Она прекрасно знала его взгляды чуть ли не на все: начиная от политики (он был сторонником Демократической партии) и религии (здесь он поддерживал реформистский иудаизм) и кончая лучшим способом делать бутерброды с копченой говядиной (горячий ломтик говядины кладется на кусок холодного ржаного хлеба и смазывается французской горчицей) и лучшим лекарством от похмелья (коктейль «Невинная устрица в прерии»). Удивительно, она столько о нем знала и почему-то ни разу не подумала, что именно такого человека она и искала: веселого, честного, абсолютно надежного и доброго, а также подверженного вспышкам раздражения и, что греха таить, обожающего споры ради споров, временами проявляющего высокомерие и изрядный эгоизм. Человека, которого она сможет полюбить, кому поверит и с кем будет счастлива. Человека, обладающего, кроме всего перечисленного, потрясающей мужской сексуальностью.

Ну почему она ничего этого не видела? Почему воспринимала его лишь как коллегу по работе: смешного, с вечной скорбной миной на лице, невероятно тощего, плохо одевающегося… нет, просто отвратительно одевающегося? А ведь ему было достаточно взять ее за руку, чтобы в ней пробудилось желание, чтобы ей отчаянно его захотелось. Захотелось ощутить прикосновение его губ к ее губам, его рук – к ее грудям. Захотелось слияния их тел. Весь мир сузился до него. Желание наполняло ее сладостной болью, звало, тянуло, размягчало душу. Она теряла способность сосредоточиваться, растворялась в нем.

– Знаешь, это даже хорошо, что мы на некоторое время расстанемся, – сказал он в один из поздних вечеров. Они лежали в постели, удовлетворив первую волну желания. – Иначе агентство «Нилл и Паркер» оказалось бы в бедственном положении. Удивляюсь, как это раньше я мог жить без этого… – он поцеловал ей одну грудь, – без этого… – поцеловал вторую, – и без этого… – Он принялся гладить ее бедра.

– Не знаю. То же я могла бы сказать и о себе. Но мы ведь как-то жили, хотя особой радости в этом не было.

– Не было. У меня в жизни вообще было мало радости.

– И ты не можешь вспомнить ни одного радостного момента?

– Ну, наверное, один вспомню.

Иззи настороженно посмотрела на него:

– Ник, о чем ты говоришь?

– О том, что однажды мне было почти так же хорошо, как с тобой.

– Да, тактичностью ты отличаешься.

– Прости, дорогая. Я был тогда с девушкой. Точнее, с молодой женщиной. Как же ее звали? Вспомнил. Ее звали мама. Нам тогда было очень, очень хорошо. Она первый раз повезла меня на Кони-Айленд, купила мне булочку с болонской колбасой. А потом мы катались на русских горках.

– И это было лучше, чем лежать в постели со мной?

– Нет, не лучше. Я ведь и не говорю, что лучше. – Ник снова ее поцеловал. – Это было очень похоже. Взмываешь вверх, потом камнем летишь вниз. Думаешь: «Неужели я это выдержу?» Может, попробуем устроить нечто похожее у тебя в постели?

– Нет уж, спасибо, – нахмурилась Иззи. – Вряд ли я могу составить конкуренцию груде металла.

– Я же говорю не про металл. Я сравниваю тебя не с вагончиками горок. Я имел в виду ощущения, которые ты вызываешь… Впрочем, нет. Я передумал. Ты вызываешь куда более сильные ощущения. Я так думаю.

Иззи легла на спину и засмеялась. Замечательно было чувствовать себя такой счастливой.

* * *

Первое время их волновало, как все это воспримет Майк.

– Для него это будет чем-то вроде развода, – всерьез тревожилась Иззи.

Но Майк обрадовался, сказал, что очень счастлив за них обоих. Это не мешало ему постоянно твердить, что Ник ей и в подметки не годится.

И все-таки ему было немного грустно. Иззи и Ник это видели и старались вести себя как можно тактичнее. Они постоянно втроем обедали, приглашали его гулять, в кино, в бар… пока Майк не спросил: а все ли у них в порядке? Обычно влюбленным хватает общества друг друга и третий тут явно лишний.

Перейти на страницу:

Все книги серии Искушение временем

Наперекор судьбе
Наперекор судьбе

Вторая книга трилогии «Искушение временем» – «Наперекор судьбе» – охватывает почти два десятилетия. Беззаботные двадцатые годы… и тридцатые, когда над Европой сгущаются тучи…Повествование начинается с празднования восемнадцатилетия дочерей Селии – восхитительно красивых сестер-близнецов Адели и Венеции Литтон. Им кажется, что мир вращается вокруг них, а свое привилегированное положение в обществе они принимают как должное. Совершенно по-иному складывается жизнь Барти Миллер – воспитанницы Селии, выросшей в ее доме. В дальнейшем Барти не раз наткнется на невидимый барьер, отделяющий ее от «настоящих» Литтонов… Поколение Барти и сестер-близнецов постепенно входит во взрослую жизнь.И прежде чем герои пойдут наперекор судьбе, каждому из них придется принять вызов, брошенный им судьбой. Всем им придется научиться жить и выживать, сохраняя в себе человека, способного помогать, сострадать и любить…Впервые на русском языке! Перевод: Игорь Иванов

Пенни Винченци

Проза / Историческая проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза