Читаем Соблазны бытия полностью

И все равно у Дженны это не укладывалось в голове. Если бы к ней приехал сам Марлон Брандо – на мотоцикле, в кожаной куртке – и встал бы перед ней на одно колено, она бы и тогда не стала рисковать своим будущим, как Кэти. Нет уж, пускай ждет. Жизнь с ее трудностями, в которых нужно разбираться, куда важнее удовлетворения определенных телесных потребностей. Дженна, как ни пыталась, так и не могла вообразить себе эти потребности, но знала, что не согласилась бы лечь в постель даже с каким-нибудь необыкновенным красавцем. И потом, как-то все это… странно происходит. Что, разве не так? Вот целоваться – это замечательно. Летом она целовалась с мальчишками по-взрослому, когда просовываешь свой язык ему в рот, а он тебе – свой. Вот только с Тони Хардманом она не стала целоваться: у того изо рта воняло и сам он весь в прыщах. Но когда тебе в известное место парень засовывает свой пенис – нет уж, спасибочки. Может потом, в будущем, если она по-настоящему кого-то полюбит. Мать ей говорила: в этом-то вся и разница. Но Кэти точно не любит садовника. Его просто нельзя любить.

Не сразу, а очень, очень медленно ее симпатии к Кэти начали уменьшаться. На это Дженне понадобилось много времени. Охлаждение к лучшей подруге, а с недавних пор сводной сестре, ее угнетало. Дженна думала, что потом все наладится и будет как прежде. Им с Кэти нужно просто откровенно поговорить. Однако разговора не получалось. Кэти теперь все больше молчала, а говорила лишь о парнях, косметике и эстрадных певцах. Она стала неважно учиться. Природа не обделила Кэти умом, но наградила изрядной ленью. Дженне тоже не любила делать уроки, но делала. А Кэти увиливала, находила причины, говорила, что неважно себя чувствует, и просто списывала домашние задания у других девчонок, включая и Дженну. Дженне это очень не нравилось. Возможно, она жадничала, но ей становилось обидно. Она целых два часа ухлопала на сочинение, написав его сама. Это было ее творчеством. Почему она должна позволять Кэти слизывать оттуда лучшие куски, затратив на все двадцать минут?

Пару раз она так и сказала Кэти. Та обозвала ее жадиной и эгоисткой.

– Ну что я могу поделать, если я не такая умная, как ты? – ныла Кэти. – Где бы помочь мне, а ты мелешь всякую чушь.

– Кэти, не прибедняйся. Умом ты не обижена. Просто ничего не любишь делать сама.

– Вы только послушайте эту мисс Совершенство! Рассуждаешь как наши зануды-учителя. Вот уж не думала, что Дженна Эллиотт будет читать мне мораль. Что это на тебя нашло? Берешь пример со своей матери? Научилась говорить ее словами. Барти вечно долдонит о важности и чудесах усердной работы.

– На меня ничего не нашло, – твердо возразила Дженна. – И не смей так говорить о моей маме.

– Что, правда не нравится? Или сама не слышала от нее: «Ты занималась музыкой? Ты прибрала у себя в комнате? Ты прочитала эту замечательную книгу?» Уши вянут!

– Заткнись! – бросила ей Дженна и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

* * *

– Боже мой! – стенала Иззи. – Боже мой! Ник, что мне теперь делать? Отец прислал письмо. Просит приехать на Рождество в Лондон. Я же не могу. Я никак не могу.

– Почему не можешь, дорогая?

– Ты же знаешь. Вы оба знаете.

Мальчики невольно стали ее наперсниками. В ту, самую первую жуткую неделю, устав гадать о причинах ее постоянной слезливости, они забеспокоились. Мало того, что ее уныние отражалось и на их настроении. Гораздо хуже было то, что Иззи не могла работать.

– Иззи, мы рассчитываем на тебя. И потом, ты же являешься партнером нашей фирмы. Если фирма рухнет, плохо будет и тебе, и нам тоже. Ты же не хочешь, чтобы так случилось?

Они не упрекали ее, не взывали к совести. Они просто хотели знать причину. Их забота сделала свое дело: Иззи медленно, краснея, бледнея и всхлипывая, рассказала о случившемся. Разговор происходил в «Чамлиз». Ник и Майк сидели по обе стороны от нее, угощали бурбоном, вкус которого она добросовестно пыталась полюбить. В конце рассказа они заявили Иззи, что ей не в чем себя упрекать.

– Слушай, этот парень просто шмук [15], – сказал Майк. – Абсолютный шмук. Я всегда так о нем думал.

– Неправда, – возразила Иззи. – Он вам нравился. И не надо так говорить о Джорди.

– О’кей. Он не шмук. Он просто придурок и трус. Если нет, то почему он не здесь? Почему никак не позаботился о тебе? Вместо этого он быстренько смотался в Вашингтон, под крылышко к своей мамочке.

– Майк! Не смей! – Иззи вскочила на ноги, сердито сверкая глазами. – Я не хочу, чтобы вы мыли ему кости. И потом, мы оба с ним виноваты.

– Ну хорошо, дорогая. – Ник взял ее за руку и заставил снова сесть. – Он потрясающий парень, выдающийся представитель рода человеческого. По этому пункту мы достигли полного единства. Но он прекрасно знал, что обманывает тебя, когда говорил про распавшийся брак. А ты не знала. Точнее, знала только то, что он тебе преподносил.

– Ник, он и сам не представлял, что она в таком ужасном состоянии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Искушение временем

Наперекор судьбе
Наперекор судьбе

Вторая книга трилогии «Искушение временем» – «Наперекор судьбе» – охватывает почти два десятилетия. Беззаботные двадцатые годы… и тридцатые, когда над Европой сгущаются тучи…Повествование начинается с празднования восемнадцатилетия дочерей Селии – восхитительно красивых сестер-близнецов Адели и Венеции Литтон. Им кажется, что мир вращается вокруг них, а свое привилегированное положение в обществе они принимают как должное. Совершенно по-иному складывается жизнь Барти Миллер – воспитанницы Селии, выросшей в ее доме. В дальнейшем Барти не раз наткнется на невидимый барьер, отделяющий ее от «настоящих» Литтонов… Поколение Барти и сестер-близнецов постепенно входит во взрослую жизнь.И прежде чем герои пойдут наперекор судьбе, каждому из них придется принять вызов, брошенный им судьбой. Всем им придется научиться жить и выживать, сохраняя в себе человека, способного помогать, сострадать и любить…Впервые на русском языке! Перевод: Игорь Иванов

Пенни Винченци

Проза / Историческая проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза