Свет в кабинете наверху гаснет. Я хватаю Россану, все еще намеренную раздавать советы, которых я не слушаю, и тащу ее в укрытие, прячась за микроавтобусом. Она смотрит на меня как на сумасшедшего. Я не сумасшедший, дорогая моя Россана, я – трансформист, я тебе уже говорил. Сейчас я играю роль детектива.
– Чезаре, я не хочу в этом участвовать, шпионить за твоей дочерью мне кажется просто неприличным!
Если бы ты знала, сколько других неприличных вещей я делаю каждый день, дорогая моя Россана. Даже то, что я продолжаю оставлять тебе деньги на тумбочке, мне тоже кажется несколько неприличным для нас обоих, однако в этом случае ты ничего не говоришь.
– Всего минуту, и мы уйдем. – Я боюсь оторвать взгляд от входа в здание.
– Уже и так поздно… – пытается возразить она.
Электрическое жужжание входной двери возвещает о появлении Звевы. Я смотрю во все глаза: рядом с ней – элегантный мужчина лет шестидесяти с седыми волосами и выпирающим из-под сорочки брюшком. Парочка подозрительно озирается по сторонам, а затем усаживается во внедорожник, открывшийся после короткого «бип-бип». Я слышу, как у меня над ухом Россана шепчет:
– Ты был прав…
Машина сдает назад и трогается с места. Внезапно мне становится совершенно наплевать на ужин, на Россану, на любовные утехи – я не желаю больше заниматься любовью до конца моих дней! – и, схватив мою подругу за руку, я мчусь в конец улицы, где находится стоянка такси.
– Ну что ты делаешь? – вопит она, сжимая в руках сумочку.
– Мы должны поехать за ними!
– Ты сумасшедший!
Да, я сумасшедший, но ты должна была заметить это раньше. У тебя было два года, чтобы это понять, милая моя, а теперь уже слишком поздно, и если ты не пошевелишь булками, то мы упустим внедорожник, и можно будет попрощаться с желанием проследить за ними.
Я отчаянно торможу такси и командую водителю ехать вслед за автомобилем. Я сильно запыхался и с трудом могу говорить, но, несмотря на это, мне следует извиниться перед Россаной:
– Мне жаль портить тебе вечер, но я должен понять, что происходит с моей дочерью.
Она не отвечает, и тогда я обращаюсь к водителю, требуя ехать побыстрее. Тот бубнит что-то себе под нос и слегка прибавляет скорость; до слежки ему явно нет никакого дела. Однако когда на одном из светофоров загорается красный, он тормозит секундой раньше, чем внедорожник, который успевает проскочить. Тогда я наклоняюсь вперед и возмущаюсь:
– Что вы делаете? Давайте езжайте!
Он оборачивается и крайне нелюбезно заявляет:
– Слушайте, мне до ваших заморочек нет никакого дела, я не хочу схлопотать штраф!
В этот момент я чувствую, что придется прибегнуть к моему обычному способу – трансформации.
– Возможно, вы меня не узнали: я начальник городской полиции и преследую автомобиль с преступником. Я приказываю вам ехать на красный, иначе завтра вашей лицензией вы сможете только подтереться!
Он бледнеет, стягивает фуражку и отвечает:
– Простите, начальник, я вас не узнал.
Потом поворачивается к рулю, врубает первую передачу и трогается с места так, что визжат шины. Несколько мгновений – и мы уже прямо за целью нашего преследования. На лице Россаны наконец появляется улыбка, и я улыбаюсь ей в ответ. Я с ней не ошибся – она зарабатывает, торгуя своим телом, но она единственная, кто получает удовольствие от всех моих выходок. А в моем возрасте нужна женщина, благодаря которой ты веришь, что еще можешь доставлять удовольствие, и что ты еще не старик, чей удел – вечно торчать в кресле перед телевизором.
Внедорожник останавливается в нескольких кварталах от дома Звевы. Парочка в машине переговаривается, целуется, и в конце концов моя дочь выходит и удаляется по направлению к дому. Я размышляю о том, как через несколько минут она встретится с Диего и Федерико и чт
Таксист смотрит на меня: полагаю, он хочет узнать, что ему делать дальше, но я – начальник полиции, и он испытывает слишком большой трепет перед моей должностью, чтобы задавать вопросы.
– Следуйте за машиной, – говорю я наконец сухим тоном, как полагается тому, кто привык отдавать распоряжения.