— Как вы считаете, герцог приехал на поклон к плащанице в надежде на чудесное исцеление?
— Вряд ли он приехал полюбоваться на живые картины, м-гм!
Оба рассмеялись.
— Между прочим, скажу вам по секрету, что его высочество, мой господин, в канун явления плащаницы готовит кое-что особенное.
— Неужели?
— Да. Но это сюрприз. Ограничусь лишь намеком: герцогская задумка обещает значительный доход, м-гм! А теперь мне пора. Благодарю вас за гостеприимство, мастер Руфус.
— А будет ли мне позволено сегодня вечером сопровождать моего господина? На приватную аудиенцию?
Ростанг замялся:
— Видите ли, обычно ее устраивают исключительно для первых лиц. Однако же ваш господин произвел на его высочество такое благоприятное впечатление… Хорошо, приходите, только постарайтесь держаться в тени.
— Вы очень любезны.
— Думаю, наша плащаница вам понравится. Она у нас, м-гм, своеобычная.
34. Ecce sindon[15]
В шесть часов вечера приглашенные собрались на Парадном подворье.
— Святая капелла была заложена Амадеем Восьмым в тысяча четыреста восьмом году от Рождества Христова. Ее строительство продолжалось двадцать два года. Амадей был первым герцогом Савойским, поэтому я, разумеется, отношусь к нему с большой симпатией. Впоследствии он стал антипапой Феликсом Пятым, но, поскольку с нами кардинал Арагонский, мы не станем больше об этом упоминать. — Карл хохотнул. — Амадей, наш предок в восьмом колене… или в шестом?.. Все время путаюсь! Мы, разумеется, очень признательны ему за это дивное сооружение в весьма декоративном стиле…
Дисмас умилялся воодушевлению и детской непосредственности герцога в роли экскурсовода, но для Дюрера это было чересчур. Время от времени он ловил взгляд Дисмаса и закатывал очи горе.
— А теперь пройдемте в капеллу. Следуйте за мной, прошу вас. Не оступитесь, ваше высокопреосвященство, ступеньки скользкие…
— Равно как и дорога к благодати, — сострил кардинал.
Дюрер еле слышно застонал.
Архидьякон Квимпер, тот самый, которого по милости графа Лотара лишили крова, дожидался их у главных дверей церкви, изнемогая под тяжелыми складками пышных парчовых риз. По обе стороны от архидьякона замерли по три пикинера в новомодных конкистадорских шлемах, тоже разряженные в пух и прах. На дублетах красовался благородный герб Савойского княжества: белый крест на красном щите под хоругвью святого Маврикия. Пикинеры напоминали крестоносцев, спустивших всю свою добычу на украшения и наряды. Ландскнехты лопнули бы от зависти. Тем не менее Дисмас сразу понял, что, несмотря на щегольское убранство, это настоящие бойцы, которые стоят тут не ради украшения.
— Архидьякон Квимпер!
— Ваше любезнейшее высочество!
Церковь и государство поклонились друг другу и обнялись. Герцог представил своих блистательных гостей. Архидьякон, отягощенный ризами, с видимым усилием преклонил колено и облобызал длань кардинала Арагонского. Герцог Урбинский удостоился поклона, но не лобызания. Покончив с формальностями, все прошли внутрь капеллы, сопровождаемые декламациями Карла, который продолжал заливаться соловьем:
— В тысяча пятьсот втором году от Рождества Христова герцогиня Савойская Маргарита Австрийская, дочь покойного императора Максимилиана и вдова моего единородного брата Филиберта — да упокоит Господь их души! — решила поместить святую плащаницу на постоянное хранение в Королевскую капеллу, которую стали именовать Святой капеллой. Вот уже почти двадцать лет святыня находится здесь, чему мы, безусловно, очень рады…
Дисмас отвлекся от лекции, пытаясь уяснить более насущные моменты — например, расположение дверей в капелле. Наибольший интерес представляла дверь слева от алтаря. Похоже, она вела на балкон, с которого плащаницу вывешивали на всенародное обозрение.
— Разумеется, некоторые высказывали сомнения в подлинности святой плащаницы. Говорили, что это фальшивка… Но плащаница настоящая! Почему мы в этом уверены? Да потому, что она уникальна. И потому, что она неоднократно творит чудеса. А вдобавок еще и потому, что в течение многих лет, с тех самых пор, как рыцарь Жоффруа де Шарни впервые явил ее свету, она неоднократно подвергалась испытаниям! Да-да, испытаниям! Ее опаляли огнем, окунали в кипящее масло, неоднократно пытались отстирать. Но она не горит. Не поддается кипящему маслу. И нисколько не застирывается. Изображение распятого Иисуса остается неизменным, в чем вы сейчас убедитесь сами…
Справа от алтаря виднелась еще одна дверь. Скорее всего, она вела в прилегающее крыло. Приближаясь к алтарю, Дисмас заметил в левой стороне занавешенный альков — ризницу, где хранили церковные одеяния и алтарную утварь. При отправлении мессы там облачались священники.
— А теперь прошу садиться.
Перед алтарем были выставлены кресла для высокопоставленных гостей. Тем, кто был чином пониже, полагалось стоять.
Дисмас, Ростанг, Карафа и монсеньор, сопровождавший кардинала, заняли свои места позади кресел. Дисмас встал чуть в стороне от Карафы, чтобы было удобнее за ним наблюдать. Карафа изучал каждый уголок капеллы так же внимательно, как Дисмас.