Собиратель реликвий

Улучив момент, Дисмас обратился к его камергеру Карафе:

— Мне больно смотреть на страдания вашего господина, синьор.

— Временное недомогание, ничего более.

— Не сомневаюсь, что врачи его высочества не имеют себе равных, но если аптекарь моего господина, сестра Хильдегарда, может оказаться полезной, то она к вашим услугам, синьор.

Карафа невозмутимо выслушал предложение.

— Нам случилось присутствовать при вашем въезде в город, — продолжил Дисмас. — Сестра Хильдегарда заметила, что его высочество сжимали грудь, как нынче вечером, и сказала, что знает одно средство…

— Средство от горной болезни?

— Насколько я понял, она имела в виду средство от болей в груди. Она очень опытный лекарь. Граф Лотар ею безмерно дорожит и всегда берет с собой в путешествия. Она училась в Базеле, у знаменитого Парацельса.

— Да, нам известен Парацельс.

— Вы ведь пропитали герцогский носовой платок настойкой ладанника, верно?

Карафа пораженно уставился на него.

— Прекрасное средство, — продолжал Дисмас. — Но сестра Хильдегарда говорила о чем-то другом. Несомненно, ваш господин окружен наилучшей заботой, и это наполняет сердце мое радостью. Позвольте пожелать ему скорейшей поправки и крепкого здоровья. — Дисмас отвесил поклон и отвернулся.

— Мастер Руфус! — окликнул его Карафа.

— Да, синьор?

— Пришлите ко мне вашу монахиню.

Несколько часов назад Магда с экстрактом наперстянки отправилась в королевские апартаменты. Дисмас и ландскнехты нетерпеливо ожидали ее возвращения.

— Да не волнуйся ты, Дис! — сказал Дюрер. — Она девушка сообразительная, прекрасно знает, что делает.

— А еще она красивая, — добавил Кунрат. — Это меня больше беспокоит.

Нуткер с Унксом согласно хмыкнули.

Дисмас терзался мыслью, что самолично отправил Магду в логово ненасытного итальянского развратника.

— Ой, ладно тебе! — успокаивал его Дюрер. — Герцог Урбинский не станет вольничать с монахиней. Тем более — с монахиней из свиты графа и крестника императора. К тому же под чужой крышей. Хватит уже дергаться. Хуже старых бабок, ей-богу…

Дюрер ушел спать. Он вытребовал себе самую большую спальню с самой удобной кроватью. Как и положено графу. Он утверждал, что герцогские слуги обязательно заподозрят неладное, если окажется, что граф ютится в закутке. И обман сразу же раскроется.

Ландскнехты тоже отправились спать. День был долгим, а час — поздним.

Дисмас остался в одиночестве. В его воображении одна за другой всплывали жуткие картины. А вдруг герцог Урбинский попытается насильно овладеть Магдой?

Входная дверь открылась на рассвете. Дисмас бросился к Магде и обнял так страстно, будто в разлуке прошли годы.

— Что с тобой? — спросила она.

— Да так… Радуюсь, что с тобой все в порядке.

— Все хорошо. Потом расскажу. Я очень устала.

Она сразу же заснула в его в объятьях.

Проснувшись, Магда рассказала, что произошло в опочивальне герцога Урбинского.

По приказу Карафы один из слуг испробовал снадобье на себе. Поскольку слуга не свалился замертво, Магде позволили дать лекарство герцогу. Чудодейственная настойка почти сразу сняла боль.

— Он был так счастлив!

— Почему тебя так долго не было? — допытывался Дисмас.

— Я порывалась уйти, но герцог не отпускал.

— Он что, хотел?..

— Нет-нет, что ты! Он попросил меня подержать его за руку.

— И ты согласилась?! — поморщился Дюрер.

— Я была в перчатках, мастер Дюрер.

— Все равно…

— Сифилисом нельзя заразиться через прикосновение, только через открытые раны или… в общем, при интимной близости.

— Ты точно знаешь?

— Да. Так утверждает Парацельс.

— Дай ей дорассказать, Нарс! — вмешался Дисмас. — А что потом было?

— Ему снимают боль настойкой ладанника. Капают ее на носовой платок. Однако постоянное употребление ладанника расслабляет мозг. Когда я это сказала, придворный лекарь герцога разгневался. Заявил, что я дура дурой и лезу не в свое дело. Представляете, лекарь гневается, потому что его господину стало легче?! Тут разгневался сам герцог и выставил лекаря из опочивальни.

— И у нас появился еще один недруг, — вздохнул Дисмас. — Магда, твоей вины в этом нет. Я просто держу в уме всех, кому мы тут перешли дорогу.

— Я осталась с герцогом. Из-за ладанника он дремал с открытыми глазами. И разговаривал во сне. Всю ночь напролет бормотал.

— Какую-нибудь галиматью?

— Наверное. Называл какие-то имена, говорил о всяком… Даже не знаю о чем. Кстати, ему известно, что он скоро умрет. А умирать ему не хочется.

— Кто бы мог подумать, — вставил Дюрер.

— Он упомянул плащаницу, — взволнованно сказала Магда.

— Что именно? — спросил Дисмас.

— Знаешь, мне очень не нравится герцогский камердинер, Карафа.

— Он что, приставал к?..

— Да нет же. В опочивальне мы всю ночь были втроем. Карафа ни на миг не спускал с меня глаз. Но смотрел на меня не с вожделением, а… не знаю, как назвать.

— Он итальянец, — сказал Дюрер. — Так что вожделение — весьма подходящее слово.

Магда задумалась, а потом сказала:

— Нет, он на это не способен.

— А-а, кастрат, значит, — догадался Нуткер.

— Нет. По-моему, его не привлекают женщины.

— Тогда содомит.