Собиратель реликвий

— Нет. Его не привлекают ни женщины, ни мужчины. В смысле плотских утех. Он как будто ожидал, что я выхвачу нож и прикончу герцога. Я же монахиня, меня при входе не обыскивали. А еще он беспокоился всякий раз, как герцог начинал бредить. Карафа так пристально на меня смотрел, будто… — Магда замялась.

— Что?

— Будто боялся, что герцог проговорится о том, чего мне знать не следует.

— Ну, в конце концов, — рассудил Дисмас, — он правитель Флоренции и герцогства Урбинского. Наверное, камергер опасается, чтобы герцог в бреду не разгласил каких-то тайных умыслов, о которых посторонним знать незачем.

Магда в глубокой задумчивости смотрела в окно.

— Что с тобой? — спросил Дисмас.

— Так, ничего.

— Что тебя беспокоит, Магда?

— Ну же, сестренка, — ободрил ее Кунрат, — выкладывай все как есть.

— По-моему, — неуверенно начала Магда, — герцог тоже хочет похитить плащаницу.

Воцарилось изумленное молчание.

— Герцог… Он что-то такое сказал?!

— Нет. Просто у меня создалось такое впечатление. Карафа нервничал всякий раз, как его господин начинал бредить. А потом, когда герцог наконец уснул — настоящим сном, не ладанниковым, — я ушла.

Кунрат хлопнул себя по коленкам:

— Ну что, братва? У нас объявились соперники!

— Это итальяшки-то? Тоже мне, соперники, — презрительно фыркнул Нуткер.

— Соперники не в бою, а в умыкании плащаницы. В прохиндействе макаронникам равных нет.

— Точно, — подтвердил Ункс. — Даже в Библии говорится: макаронники изобрели прохиндейство.

— И где же именно в Библии это говорится? — требовательно спросил Нуткер.

— Не-не, — внес поправку Кунрат. — Прохиндейство изобрели жиды.

— А вот и нет! — возразил Нуткер. — Жиды изобрели ломбарды.

Боясь утонуть в потоке ландскнехтских глубоких познаний, Дисмас убрался в дальний закоулок апартаментов.

«А вдруг Магда права?» — размышлял он. Рассмотрев свое предположение со всех возможных сторон, он заключил, что оно несостоятельно. Чтобы герцог — один из самых могущественных и влиятельных герцогов — замыслил похитить реликвию у другого герцога? Невероятно.

— Не может этого быть, — строго сказал он Магде.

— Дисмас, я не утверждаю, что это именно так. И не надо говорить со мной таким тоном!

— Я просто пытаюсь установить, возможно ли такое.

— Я же сказала, что ничего такого не утверждаю.

— Сказала, но… — Он грозно воздел палец. — Ведь ты же думала, что такое возможно?

Магда протестующе вскинула руки:

— Да. Каюсь! Подобная мысль приходила мне в голову. Но как пришла, так и ушла.

— А герцог говорил что-нибудь такое, что можно истолковать, как…

— Дисмас, если будешь продолжать в том же духе, то экстракт наперстянки потребуется мне. У меня уже сердце колет!

Немного поразмыслив, Дисмас объявил:

— Возможно, плащаница все-таки настоящая.

— Почему?

— Если две шайки одновременно вознамерились ее похитить… Тут поневоле задумаешься.

Магда застонала.

— Сама посуди, — продолжал излагать Дисмас, едва поспевая за мыслями, которые вдруг понеслись вскачь. — Допустим, плащаница настоящая…

— Хорошо, допустим.

— Я должен похитить, точнее, перенести ее по велению бесчестного кардинала, так?

— Так.

— Теперь представь себя на месте Иисуса…

— Ничего себе! Я не Иисус.

— Да, понятно, но… В общем, спроси себя: захотел бы Иисус, чтобы его погребальная пелена была перенесена в угоду бесчестному кардиналу? Или же Иисус предпочел бы, чтобы она была перенесена…

— В угоду итальянскому герцогу-сифилитику? А другого выбора у Иисуса нет?

— Или же он…

— У меня голова идет кругом от твоих «или же».

— Магда, я профессиональный охотник за реликвиями. Это моя сфера деятельности. Существует ряд соображений, которые необходимо рассмотреть. Если плащаница не желает быть перенесенной в Майнц, то она может позволить герцогу Урбинскому осуществить перенесение. Понимаешь? Так сказать, упреждающее перенесение. Да, герцог — сифилитик, но, помимо того, он еще и племянник папы римского!

— Но с какой стати Иисусу захочется, чтобы плащаница была перенесена кем бы то ни было, если она с должным тщанием и благоговением хранится в святилище под присмотром человека, которого зовут Карлом Добрым?

— Это соображение также следует рассмотреть, — согласился Дисмас.

— Но ведь ты сомневаешься в ее подлинности!

— А может быть, Господь хочет, чтобы я считал ее подделкой. Что ты на это скажешь?

— Ты такой паутины наплел в своей голове, что у тебя из ушей скоро пауки посыплются.

— Ну и пусть сыплются. Я их передавлю!

33. Большой конфуз

Чуть позже раздался стук в дверь. На пороге стоял сияющий Ростанг.

— Ваш господин произвел вчера превосходное впечатление на моего господина, м-гм! — заявил он.

— А ваш — на моего, — ответил Дисмас.

— Дома ли граф Лотар?

— Дома, но все еще почивают. Вечер выдался долгим.

На самом деле Дюрер работал, запершись в спальне, но Дисмас благоразумно не стал посвящать Ростанга в графское увлечение живописью.

— А я к вам с приглашением, м-гм! Его высочество приглашает графа Лотара на поклон к святой плащанице. Так сказать, в приватном порядке.

— Вот как? Это огромная честь!