— А значит, — продолжал Дисмас, — плащаница истинная!
У Альбрехта внутри все клокотало от сдерживаемой ярости, однако он не мог признаться в поддельных чудесах перед монсеньором, священниками и Дрогобардом. Из-за Лютера, этого гнусного возмутителя спокойствия, фальшивые чудеса не просто вышли из моды, но и сурово порицались. Да, присутствующие служили кардиналу, но слуги, как известно, болтают. Такое не скроешь. Альбрехт теперь кардинал. Дисмас его переиграл. На время.
— Оставьте нас.
Монсеньор, священники и Дрогобард удалились.
Альбрехт встал с трона, спустился по ступенькам с возвышения и обошел Дисмаса кругом.
— Чем заслужили мы такое вероломство? — уязвленно осведомился он.
— Не кривя душой, ваше высокопреосвященство, я так же поражен этим, как и вы.
Строго говоря, это заявление не было ложным.
— Нет-нет. Довольно. — Альбрехт сделал еще один неспешный круг. — Эмблема мастера Кранаха должна была проявиться лишь после того, как вы доберетесь до своих кантонов. До нейтральных кантонов, на кои не распространяется наша власть. Но пожар помешал вашему бегству.
— Ваше высоко…
— Еще слово — и я прикажу Дрогобарду вырвать вам язык. Так. Кому же мог прийти в голову такой каверзный план? Вам? Навряд ли. Потому что вы не настолько хитры, правда, Дисмас? Правда. Вы всего лишь грязный швейцарский торговец костьем, в дорогих сапогах, купленных на ворованное. Нет-нет, такое хитроумное коварство могло прийти в голову только дядюшке Фридриху. Фридриху. Мудрому.
Лишь теперь Дисмас осознал весь ужас происходящего. Альбрехт решил, что все это задумал Фридрих, чтобы выставить новоиспеченного кардинала на посмешище.
— Позвольте мне сказать…
— Да, прошу вас.
— Фридрих здесь ни при чем. Это моя идея.
— Ваша идея? — хмыкнул Альбрехт. — И ваша работа?
— Да.
— Да вы талант, Дисмас. Мы и понятия не имели, что у вас такой дар живописца. И почему же вы решили украсить свой шедевр подписью мастера Кранаха? Я сгораю от любопытства.
— Мне кажется, я понял, в чем дело. Это пентименто.
— Пентименто?
— Да, — продолжал Дисмас, — именно так. Я теперь вспомнил. Холст хранился у меня много лет. Когда-то я нарисовал на нем эмблему Кранаха. Темперой. А потом забыл об этом. Видите ли, со временем темпера выцветает. Особенно на льне. И рисунок… исчез. И когда я взялся за изготовление плащаницы, то не вспомнил о нем. Очень неосмотрительно с моей стороны, — с нервным смешком добавил он. — Вы совершенно правы, ваше высокопреосвященство. Я не слишком сообразителен. И теперь уповаю на ваше милосердие.
— Милосердие? Значит, вы ожидаете милосердия?
— Это добродетель, завещанная нам Господом.
— Не смейте говорить нам о Господе! Вы осквернили Его светлый образ! — Альбрехт гневно указал на плащаницу.
— При всем уважении должен отметить, что ваше высокопреосвященство были не столь взыскательны к лодке святого Петра…
— Стража!
Дисмаса увели.
14. Кардинальские прегрешения
— Письмо для курфюрста, мастер Спалатин. Из Майнца. От кардинала.
Спалатин с неохотой принял из рук помощника письмо: наверняка это очередная ламентация Альбрехта о Лютере. Сколько их уже было, от просительных до кипящих возмущением по поводу отказа Фридриха выдать Лютера.
Он потянулся за ножом — срезать печать. Скорее всего, в письме одни лишь укоризненные упреки и горькие сетования на то, что Фридрих не явился на церемонию возведения Альбрехта в кардинальский сан. Что не имело ни малейшего отношения к Лютеру. Фридриху просто нездоровилось.
Спалатин начал читать.
О боже.
Он заторопился в покои Фридриха. Вручил послание курфюрсту. Фридрих принялся за чтение, хмуря лоб.
Фридрих недоуменно посмотрел на Спалатина:
— Ради всего святого, о чем он?
— Читайте дальше.