Всматриваясь в прохожих, Марина Львовна постепенно всё же заметила, как много встречается ей людей, совсем непохожих на москвичей: темнокожих, желтолицых, узкоглазых. Бог знает, что это за люди и откуда их здесь столько! Непонятно, остались ли вообще еще москвичи в Москве или она последняя? И тут ее осенило: точно такой же наплыв иностранцев был в дни Фестиваля молодежи и студентов, она отлично это помнит. Они толпами ходили по центру города, знакомились с нашими парнями и девушками, объяснялись, как могли, жестами и на пальцах, это было ужасно забавно! Видимо, сейчас тоже проходит какой-нибудь фестиваль, а она и знать не знала! Она так невнимательно всегда смотрит новости по телевизору, ее каждый вечер спрашивают, что она из них запомнила, а ей обычно и ответить нечего. Как их запомнишь, эти новости, если всё время одно и то же: войны и переговоры, забастовки и теракты, снова и снова, изо дня в день?! Где-то между этими однообразными сообщениями она и пропустила, скорее всего, известие о фестивале. Правда, у идущих ей навстречу настроение, похоже, какое-то не фестивальное: улыбаются в основном китайцы (а может, это японцы?), остальные серьезны, и все куда-то спешат. Может, дело в том, что прошлый фестиваль был летом, светило солнце, а сейчас непонятно что – не то осень, не то зима: снега нет, но холодно, и сырой пронзительный ветер несет по асфальту сухие бурые листья. Она не припомнит, чтобы в Москве дул когда-нибудь такой жуткий, насквозь пронизывающий ветер! Нет, всё определенно меняется только к худшему. Тогда везде были эстрадные площадки, отовсюду звучала музыка, Валентин достал ей билет на танцы в гостиницу “Заря”, и она плясала там свинг, предварительно отрепетировав дома перед зеркалом. (Ее приглашали и на рок-н-ролл, но на это у нее не хватило смелости, побоялась опозориться перед иностранцами.) Среди ее кавалеров был один настоящий негр, не то из Ганы, не то из Египта, этого она уже точно не помнит, зато отлично помнит душный горячий запах у него из-под жилетки и как уморительно он скалил большие белые зубы, изображая людоеда, который хочет ее съесть, она смеялась, а про себя думала: шутки шутками, но кто его знает…