– И что?! Ты хочешь сказать, что никогда его не видела?!
– Ну почему же… Может, когда-нибудь и видела.
Валентин развел руками, демонстрируя, что у него нет больше слов.
– Это сын ваш, Кирилл, он из Москва к вам приехал, – с улыбкой произнесла Диляра. Ей, единственной из всех, ситуация виделась комичной. – Как вы не помните? Он в Москва живет.
– Да? А куда он приехал? – с готовностью улыбаясь навстречу сиделке, спросила Марина Львовна.
– К вам, в Нью-Йорк. Вы же в Нью-Йорке живете. Забыли?
– Да? – Марина Львовна оглянулась на Валентина, потом на Кирилла.
И тот и другой подтверждающе закивали, и она окончательно убедилась: это розыгрыш, они над ней шутят. Мало того что у нее неизвестно откуда объявился сын, так она еще и будто бы оказалась в Нью-Йорке. Могли бы придумать что-нибудь поправдоподобней.
– Ну хорошо, в Нью-Йорке так в Нью-Йорке, – с усмешкой согласилась Марина Львовна, всем видом показывая, что поняла юмор и готова подыграть. Если им так нужно, она может сделать вид, что принимает этого неизвестного ей молодого человека за сына. Трудно ей, что ли?
Кирилл стоял у двери молча. Он отлично понимал, что мать только притворяется, что его узнала, на самом же деле он стал ей чужим, она смотрит на него, в упор не видя или видя в нем другого, незнакомого человека. Ну и ладно, пусть так, сейчас ему больше всего хотелось спать. Главное, что она дома, цела и невредима, опять пронесло, конец снова откладывается. А неузнавание ведь уже однажды случалось – и ничего, тогда все обошлось. Теперь она, правда, вообще забыла, что у нее был сын, очевидно вернувшись в представлении о себе в те годы, когда еще не была замужем. Но это всё ничего, ничего. Только не поддаваться тому муторному чувству недостоверности собственной жизни, которое возникало в нем под неузнающим взглядом матери и неумолимо нарастало вместе с вязкой тягой сна, – чувству, что в чем-то мать права. Права жуткой правотой юродивых и безумных: он – это не он, он не то, что о себе думает и знает…
– Ты, наверное, устала, – сказал Марине Львовне Валентин, – тебе отдохнуть надо. Иди приляг. Отдохнешь и всё вспомнишь. Да и нам хоть немного поспать нужно. Иди, иди…
“Вспомнит, куда она денется, – думал Кирилл, укладываясь на диване и заворачиваясь вместе с одеялом в равнодушие приближающегося сна. – А не вспомнит – и ладно. Был я, не был, такой, другой – какая разница”.
Но ни в этот, ни на следующий день мать его не вспомнила. Любитель розыгрышей, Король так и остался для нее персонажем розыгрыша, несмешной затянувшейся шутки. Марина Львовна послушно поддакивала Валентину, когда тот твердил ей, что Кирилл – ее сын, но то и дело забывала об этом и обращалась к нему на “вы”:
– Вам у нас нравится? – осторожно спрашивала она.
– Спасибо, – всякий раз вежливо отвечал он, – мне у вас очень нравится.
– Где я? Нет меня! Не было и нет! Раз не было, значит и нет. Собственная мать меня больше не узнаёт! А как ей меня узнать, если у нее никакого сына, оказывается, отродясь не было?! Как узнать того, кого не было? А никак! – Король рассмеялся довольным пьяным смехом, как будто открытие своего несуществования в глазах матери доставляло ему одно сплошное удовольствие.
Они снова сидели втроем в русском ресторане, где обычно встречались в Нью-Йорке, но если Лера с Карандашом едва пригубили пива из своих кружек, то Король пришел уже сильно датым и теперь допивал вторую кружку у них на глазах. Опьянение возвышало его над ними, сообщало его жестам подлинно королевскую размашистость и точность, так что они с успехом заменяли не только слова и целые фразы, которые он поленился произнести, но и их ответы. У Карандаша то и дело возникало впечатление, что Король хоть и помнит об их с Лерой присутствии, но говорит в основном сам с собой, а если обращается к ним, то только в риторических целях.
– С вами никогда такого не случалось? Нет? Такого чувства, что ты только и делаешь, что скрываешь свое отсутствие? Маскируешь его всеми доступными средствами? А за спиной у тебя провал, где всё исчезает – без следа, без памяти. И он смотрит на тебя – этот провал в лице твоей матери, смотрит и улыбается…
Карандаш пожал плечами, полагая, что Король не ждет ответа, но Лера неожиданно подтвердила:
– Со мной бывает. Часто. И раньше, в Москве, а особенно здесь, в Америке. Будто меня выбросило из моего прошлого, и настоящая я осталась в нем, а здесь я никто, скрываю, как ты говоришь, свое отсутствие. У всех вокруг есть прошлое, а у меня нет, поэтому всем я завидую и хоть какого-нибудь хочется прошлого, пусть чужого, лишь бы прикрыться…
– Вот! Вот! – подхватил Король, не дав Лере закончить. – Лишь бы прикрыться! Я всегда это чувствовал! Мне всегда себя не хватало! Я нес вещички с барахолок, из комиссионных, чтоб прикрыться чужим прошлым, казалось, чем их больше, тем меня самого больше, тем больше я есть… Напрасно! Теперь они есть, а меня всё равно нет. Всё было напрасно!