Собиратель рая

– Как это зачем?! – Валера остолбенело застыл в трех шагах от Кирилла, будто внезапный вопрос остановил его, не дав подойти ближе. – Ты ушел, и всё… Не по-человечески… – Он развел руками без перчаток, похоже, удивленный, что Кирилл не понимает такой простой вещи. – Даже не поговорили…

Глядя на его покрасневшие голые руки, растерянно повисшие в воздухе, точно он собирался обнять Кирилла, но теперь не решался, Кирилл подумал, что они встретились, как два космонавта в открытом космосе, два человека из прошлого в новом ледяном мире, лишенном прошлого.

– Ну извини, извини… Ты ж понимаешь, я мать ищу. Боюсь, замерзнет.

– Да нет, не должна. Если нормально одета, то не должна. Тут и мороза-то настоящего нет. Вот я на Севере служил, на Северном флоте, там да, мороз бывал такой, что околеешь и не заметишь. А еще ветер, “ветер-раз” назывался, больше двадцати пяти метров в секунду, всю душу из тебя выдувал!

На таком ветру долго не продержишься, факт, он холод тебе в самое нутро вгоняет. А здесь разве холод…

– Зачем тогда мы твоего Витька в подъезд тащили?

– Так он отрубился, в этом вся подлянка! А спящий на морозе не жилец. Тело само остывает, не держит в себе тепло. У нас на Оленьей Губе, где база катеров была, один случай был: парнишке из карасей – это которые всего полгода отслужили – по знакомству спирта из больнички перепало. Он к нему на ночь приложился как следует, хотел уже спать лечь, а тут офицер его выцепил и в штаб бригады зачем-то послал. Там ходьбы всего ничего, меньше часа, но ему приспичило портянку перемотать, так и уснул, где присел. Хорошо, один мичман вышел собаку выгуливать и заметил его. Насилу оттерли спиртом, но с пальцами на ногах пришлось попрощаться: отморозил начисто. Еще легко отделался. Да и зачем они, пальцы-то на ноге? На гитаре ими не поиграешь! – Валера засмеялся, стремясь сгладить впечатление, которое произвел на Кирилла его рассказ. – Правильно я говорю?

– Говоришь ты, может, и правильно, только мне от этого не легче.

– А чтобы стало легче, тебе вот что надо. – Валера расстегнул кожаную куртку и извлек из-за пазухи водочную четвертинку. – У Витька в сумке нашел. Помню, первая бутылка обо что-то звякала, не может же она, думаю, сама об себя звякать. И точно!

– Не, ты что! – Кирилла даже отшатнуло в сторону. – Я от прошлой бутылки отойти не могу, а ты с новой! Мне ж сейчас в отделение идти, заявление писать, чтобы мать искали.

– В отделение идти я тебе не товарищ, это ты без меня! А водярой мог бы поделиться. Точно не будешь? Ну как знаешь.

Одним движением Валера скрутил пробку и опрокинул полчетвертинки зараз; всплывающие в бутылке вверх от горлышка пузыри мерцали в свете фонаря. Выдохнул с грудным хрипом, и Кирилла обдало густым спиртным духом. Резкий порыв ледяного ветра отнес запах в сторону. Валера дувшего ему в лицо ветра как будто совсем не замечал: стоял в расстегнутой куртке, широко улыбаясь мокрыми красными губами.

– Застегнись, – сказал Кирилл, – ветер же. Смотреть на тебя холодно.

– Это разве ветер? – Валера засмеялся. – Он по-нашему, по-северофлотски, и на “ветер-два” не тянет – меньше пятнадцати метров в секунду. Не ветер, а так, сквознячок, голову остудить, мозги проветрить, чтоб лучше думалось…

Вместо того чтобы застегнуться, он расстегнул еще и рубаху и распахнул ее навстречу ветру, обнажив безволосую грудь с парой мелких наколок. Кожа на груди у него была бледной, гораздо светлее смуглого лица, как будто даже голубоватой, словно залитой лунным сиянием. Захохотал, глядя, как Кирилл сморщился и съежился в своем пальто. Тот попытался ухмыльнуться в ответ, но вышло не очень-то убедительно.

– А ты говоришь – мороз! – заорал Валера так, будто Кирилл его не слышал. – Где ты тут мороз нашел?! Мелкие заморозки, а не мороз!

Было похоже, что ветер не остужал его, а, наоборот, раздувал в нем внутренний жар, от которого громче становился голос, шире расправлялись плечи, дичее делалась перекашивающая лицо ухмылка, и вся его неказистая фигура как будто даже вырастала в размерах.

– Слушай, а что это у тебя за пальто? Никогда таких не видел. Где взял?!

– На барахолке у одного старика купил. А тот – у английского мичмана в Мурманске. Дафлкот называется.

– Классное. Давай меняться, а? Я тебе свой кожан, а ты мне этот свой… как ты сказал?

– Дафлкот.

– Во-во. Дафлкот. Махнемся?

– Давай, – легко согласился Кирилл, потому что у него мелькнули одновременно две мысли: первая, что, совершив обмен, он наконец-то от Валеры отделается, и вторая, что вместе с его кожаном к нему, кто знает, перейдет, может быть, хоть какая-то часть распиравшей Валеру энергии, позволявшей тому не мерзнуть и не стыть на ветру.

Быстро обменялись; в глухом тяжелом кожане Кириллу показалось и в самом деле теплее, Валера поводил плечами и посмеивался, осваиваясь в непривычном дафлкоте.