Собирай и властвуй (СИ)

   Руте Примулу, понятное дело, было жалко, но в первую очередь увидела возможность для себя. После ужаса и позора поединка, после потери ребёнка, мечтала об одном: убраться от Лучистого и Заливного как можно дальше. Понимала, если сказать прямо, Тарнум не согласится, воспримет в ледяные штыки, искала, с какой стороны подступиться, и вот, нашла. В Гнездо его едва не силой затащила, под утро, когда лежали обессиленные, попросила:

   - Давай переселимся, Тарнум! Не могу смотреть, как она мучается...

   Тот опустил голову, долго молчал, теребя амулет со знаком Игнифера, выжженным по волшебному дереву.

   - Меня её боль на части рвёт, - сказал наконец, - но про переселение забудь, ничего не получится.

   - Из-за лесопилки, так? - спросила зло, - как же, столько трудов в неё с братцем Паранором вложили, сегодня-завтра запускать собирались, и бросить - немыслимо, невозможно!

   - Нет, лесопилка не причём, - Тарнум тяжело вздохнул, - в Параноре дело.

   Рута охнула, потому что в мгновение всё поняла - и как раньше не догадалась? Ведь странный он, Паранор, как есть странный: и пауков боится, и не женился до сих пор, и молчит порой до того страшно, что лучше в холод, стужу лютую, чем наедине остаться.

   - Там, в Приозёрном, с ним что-то случилось? - спросила, накручивая на палец рыжий локон.

   - Да, - последовал ответ, - паук коснулся холодом. С тех пор Паранор словно замороженный, и если поплывёт на юг, тоже заболеет. Как бы начнёт таять, понимаешь?

   - Но не обязательно же плыть далеко, - не сдавалась Рута, - можно на самую чуточку...

   - Если на чуточку, это ничего не даст матери.

   - Проклятье... Но откуда ты всё это знаешь? Ведь с тех пор, как переселились, вы же только здесь и жили, если ничего не путаю.

   - Знаю не я, знает Паранор. Просто знает.

   Сказано было спокойно, но Рута чувствовала, как в любимом все клокочет.

   - Бедненький мой... - прильнула, обняла крепко, - за что нам всё это, за что?

   Тарнум обнял в ответ, скрипнул зубами:

   - Если бы я знал...

   Смерть Примулы растянулась на год, очень долгий год, всё это время Тарнум и Паранор не теряли надежды найти лекарство. Отвар пурпурного окопника, толчёный в порошок панцирь кракена, плед из шерсти мамонта - каких только средств не испробовали! - однако, не помогло ничего. Последние месяцы, самые тяжёлые, за больной ухаживал лишь Паранор, не подпускал никого.

   - Боюсь я за него, - сказал Тарнум после похорон Примулы, - не бросился бы в Горячую следом.

   Боялся не зря: через месяц Паранор пропал, как в воду канул. А может, так и было? Тарнум искал, долго искал, но напрасно, и слабина в нём какая-то образовалась, будто трещина. Рута снова возможность увидела, за уговоры взялась. "Как два берега, первые уговоры и эти, - подумалось, - река между ними в пару лет шириной".

   - Переселимся, Тарнум, прошу! Ничего же не держит теперь, совсем ничего...

   - И отец держит, и мать, и брат, как корни дерева держат. Потому, прости, не могу.

   "А ещё лесопилка!" - хотелось выкрикнуть Руте, но промолчала. Поняла, С Тарнумом ей из Лучистого да Заливного не вырваться. Никогда.

  [3]

   Облокотясь на перила балкончика, Рута смотрит в ночной лес. Свет Салмы окрашивает листву в серебро, играет на обнажённой коже. Черту она переступила, пути назад больше нет, потому что человек за спиной не Тарнум. Так ужасно, но так пьянит. Тем, что привела в их сокровенное с Тарнумом место другого, Рута разрушила прежний мир, уничтожила. Зачем она так, почему? Просто не хватило тепла - чуточку, самую чуточку. Думала, их дом из дерева, а он оказался ледяным. Почему в мире так много холода, так мало тепла?

   Мужчина протягивает руку, касается. Его зовут Барагуз, имя Руте нравится, и сам он тоже. Медленно ведёт пальцем по линии позвоночника, она закрывает глаза, выгибается. Барагуз потешно рычит, мягкие его волосы щекочут спину. Разве могут быть у арестанта такие волосы? Нет, конечно же, нет. Резким рывком он её разворачивает, упирает в перила, входит, подхватив под колено. Рута делает судорожный вдох, обнимает за шею. Закинув её ногу себе на плечо, Барагуз погружается до предела, взрыкивает, словно медведь. Движения всё быстрее, всё яростнее - листва это осыпается, или звёзды? Руте хочется, так остро хочется, чтобы у дуба появился Тарнум, и увидел, и выстрелил из коломёта, обоих пронзая насквозь. Но, нет, не появится, потому что на лесопилке, на своей треклятой лесопилке, и всю ночь там будет - установка нового блока, или что-то такое. Что же, у неё тоже установка блока, и сейчас он пронзает насквозь. Выходит изо рта острием сладострастного крика, убивает на миг, чтобы возродить вновь.

   В год 821-й от Разделения, в день зимнего пика, ледяной трон Северной Ленты занял Манул Третий, волей пантеона Пламени, тридцать первый хладовлад. По традиции, в этот знаменательный день была объявлена амнистия, коснулась она и Лучистого, вернее ледозаготовительного острога, что находился чуть севернее. Из прощёных арестантов остался только один, другие предпочли уплыть по Горячей дальше. Поселился Барагуз на окраине Заливного, в заброшенном доме, который подновил, привёл в должный вид.