Саднило у него в горле, жгло под сердцем: подзуживало обернуться. Всё мерещилась ему на озере погоня. Всё казалось: сейчас-сейчас, ещё через минуту объявится разрумяненная Зина. Даже волноваться начал, чего же её всё нет. Удивлялся: тишина-то какая непроглядная там, на озере, за спиной. Не всхлипывает, не хлюпает по воде ледяной весло. Не зовёт, не кличет кроткий голос издали. Даже обещание себе дал Башляй: «Если снова догонит, так и быть, никуда не поеду. И останусь с ней в городке навсегда». Но не всхлипывало, не хлюпало в тишине ноябрьской ночи весло торопливое. Ухватил Башляй чемодан за скрипучую ручку. Заспешил по полю к дороге просёлочной. С каждым шагом всё сильнее волновался: да чего ж она всё медлит? Что так тягостно сегодня томит, отчего в безразличье играется?
Притормозил на просёлочной дороге грузовик заводской. Залезал Башляй в кабину, пристально всматриваясь, нет ли позади в потёмках кого. Но пустело за спиной его поле, махала ему ночь крылом сизым, кусты заиндевелые пожимали плечами, и вдали товарный поезд громыхал. Ехал Башляй в кабине грузовика дребезжащего, вглядывался в чернявые глазищи ночи сквозь стекло лобовое. Был он притихший и хмурый. От папироски водителя отказался. Раздумывал: чего ж это Зина? Тревожился: всё ли с ней хорошо? Потом укачало, сморило, и остаток дороги мутновато дремал он. Моргнуть не успел, отчалил в поезде от окраинной тихой станции. Торопливо располагался Башляй на ночь в плацкарте. Невдомёк ему было, что в тот час на озере стряслось.