— То есть в машине лучше не говорить?
— Лучше вообще не говорить, Рома. А еще лучше говорить херню. Лучше всегда говорить херню.
— Ну да, удобно… Слушай, а Аглая тебе ничего не рассказывала?
Роман как бы иронически надул пузырь, но я понял, что он это серьезно.
— Ее мама рассказывала, — ответил я. — Муж Аглаи был необычайной скотиной, теперь ее сердце совершенно свободно. Ромик, у тебя имеются перспективы. Кстати, Надежда Денисовна тобой интересовалась.
— Зачем?!
— Не будь дураком, Рома.
— Я не понимаю…
— Рома, не будь дураком, — повторил я. — Надежда Денисовна ищет партию Аглае, и у тебя есть законные шансы. Во-первых, ты еще относительно молодой и здоровый, что в демографическом плане немаловажно. Во-вторых, ты писатель. А в среде волостной интеллигенции до сих пор не изжито преклонение перед художниками слова. В-третьих, ты нравишься Аглае, а не Надежде Денисовне.
— С чего ты взял?
— Она сама мне говорила, — тут же ответил я.
— Я ей нравляюсь?
— Очень. До сих пор не может забыть твои лихие пляски.
Роман обиделся и замолчал. А вот так. На Спортивной улице встретили женщину с велосипедом, но не Снаткину.
Припарковались возле библиотеки. Здесь тоже были велосипеды, пристегнутые к стойлам, а «Логан» Аглаи выглядывал из-за угла справа.
— Рома, ты…
Но Роман не стал меня слушать, вошел в библиотеку. Я за ним.
Три девочки и два мальчика сидели у стола и работали.
Мальчики точили надфилями распечатанные на трехмерном принтере здания: почту, вокзал, пожарную часть, домики и сараи. Одна девочка эти здания раскрашивала, а другая стригла из новогодней елки елки миниатюрные.
Аглая сидела за столом с лупой и кисточкой, увидела нас, сделала кисточкой приглашающий жест.
— Проходите. Мы тут заняты немного…
— Это здорово! — тут же сказал Роман.
Сооружение в углу читального зала, которое я принял за валун, было освобождено от марли.
Чагинск. Город на холме над синим Ингирем. Холм, как я понял, был склеен из папье-маше, покрыт цигейкой, крашен зеленкой.
— Это наш проект, — сказала Аглая.
Аглая рассматривала в лупу маленькую фигурку человека в железнодорожном мундире.
— Интересно, — сказал я. — К чему сия аллегория?
— Областной конкурс, — Аглая дунула на фигурку. — «Земля родная, о тебе пою». Вот, делаем… скоро три месяца каждый день…
Аглая взяла кисточку, погладила фигурку по лицу.
— Но это же… произведение… несколько далекое от вокала, — сказал я.
— Там широкий формат, — Аглая сжала фигурку пинцетом, подошла к Чагинску и установила железнодорожника на площадь рядом с библиотекой. — Можно петь, можно рисовать, мы вот решили модель сделать…
Аглая смахнула пылинку с крыши библиотеки. Я заметил, что на крыше рядом с трубой сидит круглый рыжий кот.
— Хотя это не совсем модель, — сказала Аглая. — Скорее, макет трехмерный, масштаб не соблюден, но много интересного придумано. Вы видите?
Макет походил на ерша. То есть холм.
— Безусловно. Безусловно моделизм переживает небывалый подъем, — сказал я. — В это сложно поверить, но обороты индустрии удваиваются ежегодно…
— По-моему, это гениально! — перебил Роман.
— Это ребята, — Аглая указала на детей. — Сначала мы хотели сделать в виде глобуса, но потом подумали, что такое сто раз бывало, и сделали в реалистичной стилистике…
Аглая включила лазерную указку, навела на Новый мост.
— Он сделан из соленого теста, — сказала одна из девочек.
— Как настоящий, — оценил я.
— Да, построен в восемьдесят третьем году, — сказала Аглая. — А вот это — дом Снаткиной.
Она навела луч на дом, крашенный темно-вишневым. Похоже. То есть дом как дом, но видно, что в нем живет Снаткина — во дворе три игрушечных велосипеда, не очень настоящие, из пластмассового конструктора. И колодец есть.
— Отличная детализация! — продолжал Роман.
Я подумал, что за три месяца такое не сделать… Хотя смотря как работать, наверное, делали по спутниковым снимкам.
Жили люди на холме, жили, как всегда, в говне, мастер лазера Пэ Гарин удавился в гиперсне.
РИКовский мост не сползал безвольно под насыпь, он был сложен из маленьких бревнышек, изготовленных, как мне показалось, из мореных спичек, очень похожий мост. Затопленный карьер рядом выглядел гораздо симпатичнее, чем в жизни, уютный такой заливчик, с камышами, кувшинками и микроскопической зеленой лягушкой. Определенно, все для победы в конкурсе у композиции присутствовало.
Мальчики обрабатывали домики, терпеливо и сосредоточенно.
— Интересный ракурс, — я указал на карьер. — Тиамат?
Если наклонить голову, то под прозрачной поверхностью воды видно туго скрученную кляксу, явно недобрую.
— Это Кракен, — поправил мальчишка с пожарной вышки. — Он там и сидит.
— Поэтому там никто не купается, — сказала девочка.
— А кто купаются, те тонут, — мрачно сказал другой мальчишка с сосновой полянкой. — Их никогда не находят.
— Иногда находят частями, — сказал тот, что с вышкой. — Или одни вещи. Там Кракен караулит.
И указал пальцем.
— Это мальчишки придумали, — Аглая навела луч на карьер. — Я им про Брейгеля рассказывала, вот они в городе много такого понапридумывали.
Луч поломался, в синей смоле вспыхнул багровый всполох.