Снег Энцелада

— Зубная щетка у него электрическая и дорогая, — сказала Аглая. — Ее я решила лучше не брать. Расчески там имелись, но вряд ли его — чесать-то нечего. Но кое-что найти удалось.

Аглая кинула пузырек Роману.

— Это… — Роман явно поморщился. — Откуда?

Роман брезгливо передал пузырек мне, я посмотрел на просвет. Несколько седых коротких волосков.

— С вас… — Аглая задумалась. — Не знаю, что с вас потребовать за муки. Хочу омара, шампанское и акваланг. Это минимум.

— Не хочу знать, откуда шерсть, — сказал Роман. — Меня и так кошмары мучают.

— Тогда в следующий раз сам пойдешь доказательства добывать, — слегка рассердилась Аглая. — Чистоплюйство — для писателя смертный грех. А волосы эти из носа.

— Из носа?

— Из носа! — передразнила Аглая. — Или из ушей, я их плохо различаю. Как всякий приличный господин, Арсений Михайлович имеет триммер для носа, ушей и прочих ландшафтов. Радуйтесь, прозайки!

Я спрятал пузырек в карман. Неприятно. Удивительно неприятный сегодня день, буквально каждый час со мной происходили разного достоинства неприятности и глупости. Ты едешь с утра в Заингирь, ешь батат, потом дриллинг и лев, обещаешь в новой книге вывести таксидермиста Сарычева субъектом, лютым до женщин, потом возвращаешься назад, а в кармане у тебя пузырек с носовыми волосами таксидермиста Сарычева.

Аглае это не казалось глупо, если бы казалось, она бы не стала их добывать.

— Все очень… не могу сформулировать, — сказал Роман. — Мы собираем некие… назовем их улики, чтобы потом сверить это с имеющимся образцом. Это все похоже… на «Нечто», как они испытывали кровь огнеметом. Помните?

Я помнил. Аглая — не уверен.

— Это… ненормально, — сказал Роман. — Вы не находите?

Аглая, похоже, не находила.

— Это архетипично, — возразил я. — Вспомни сказки о ведьмах Афанасьева. Солдат пришел в деревню — а там мор. Местные все на измене — по ночам кто-то ходит по избам и людей убивает, кропит их на смерть, поутру только трупы из домов вывозят.

Кровь надо всегда огнеметом. На крайний случай кислотой.

— Так вот, солдат не дурак был, ему постелили, а он спать не стал, сел у окна с сабелькой. И когда полночь наступила, услышал шаги. Идет кто-то по улице и поет тихо-тихо, словно под нос мурлычет. Потом раз — окно открывается — и в избу рука просовывается, а в руке кропило, и этим кропилом она в разные стороны размахивает. Солдат тогда раз! — и сабелькой по этой руке!

Роман вытянул с заднего сиденья свою пузырчатую руку.

— Отрубил по локоть — и в эту ночь в деревне никто не умер. Наутро солдат взял руку и пошел по деревне искать. А поповская дочь оказалась безрукой. Тогда все поняли, что она ведьма, отрубили ей голову, вбили промеж ребер осиновый кол, все как полагается.

— Это архетип скрытого волка, — сказала Аглая. — Волк в овечьей шкуре. Овцы пытаются его вычислить, а волк их жрет помаленьку. Как в «Серебряной пуле», если уж вспоминать фильмы. Там оборотню выбили глаз, по этому признаку и отыскали.

— Точно, «Серебряная пуля»! — обрадовался Роман. — Я ее в детстве обожал! Когда преподобный Лоу поднимал голову — и у него на глазу была повязка! Я первый раз чуть не уссался! И кто у нас поповская дочь?

— Это и выясняем, — сказал я.

Аглая включила кондиционер, и Роман подставил под холод руку.

— В нуарных детективах очень часто следователь разыскивает сам себя, — сказал Роман. — То есть поповской дочерью может оказаться любой из нас, хоть ты, Витя.

— Волнующие перспективы, — сказал я.

— И я могу оказаться поповской дочерью… Выпью-ка еще таблеточку…

— Ты уже пил, — напомнила Аглая.

— Да?

— Ты перебираешь с таблетками, Рома.

— Может… Я тоже помню эти сказки… Больше всего меня пугало слово «кропило»… Кропило было страшно…

Аглая выразительно на меня посмотрела.

— Сарычев любил стричь волосы в носу, на этом и погорел… — хихикнул Роман. — Так ему и надо… все-таки делать чучела из котиков — это свинство, чучело хорошо из бобра, чучело хорошо из ондатры…

— У Светлова из носа вырвать волосы не получится, — сказала вдруг Аглая.

Как и у врио, подумал я.

— Сопли… — шмыгнул носом Роман. — Да что такое…

Аглая кинула на заднее сиденье пакет с влажными салфетками. Роман принялся обильно сморкаться и выкидывать использованные салфетки в окно. Запас соплей у него казался неисчерпаемым, отсморкавшись, Роман вздохнул и сказал:

— Насчет Светлова не все так однозначно…

— В каком смысле? — спросила Аглая.

— Палец! Вот в каком!

Роман подался с заднего сиденья и выставил палец. Аглая на всякий случай снизила скорость.

— Я же говорю — палец!

Роман потыкал пальцем в зеленую елочку. Аглая скосилась на меня. Я почесал подбородок.

— Ром, может, тебе лучше немного отдохнуть? — осторожно спросила Аглая.

— Витя, ты не помнишь разве?! Ау! Ау!

Он довольно мерзко покривлялся пальцем.

— Витя, у тебя в памяти какие-то непонятные дыры, — Роман отвалился назад. — Палец Степанова! Последний день, ну же, Витя!

— О чем он?

Аглая перешла на вторую, поехали внатяжку и медленно.

— Когда мы закапывали… ее, — Роман хлюпнул носом. — Гроб опрокинулся, Светлов напоролся на гвоздь… И порезал палец!

Аглая затормозила.