— У меня один приятель работает в фирме, занимающейся социальными проектами… ты не представляешь, сколько проводится исследований, в которых на первый взгляд нет толка. Так вот, они выяснили, что счастливые люди, оказывается, имеют привычку спать в транспорте. В самолетах, в метро, в автобусах — если ты можешь уснуть, то, скорее всего, ты счастлив в жизни. Так что Ромику можно лишь завидовать. Блажен, кто может спать в дороге и видеть сны. А, кстати, Аглая, ты знаешь, что людям никогда не снятся мобильные телефоны?
— Точно… Мне никогда не снились. А вчера вот необычный сон…
У въезда в Чагинск стоял бензовоз с пустой кабиной.
— Выхожу из дома посмотреть, что такое, вижу огонек — самолет, — рассказывала Аглая. — Вроде все дальше и дальше, а потом обратно, приближается. Увеличивается в размерах, понятно, что упадет, а я смотрю и никак не могу поверить… И сдвинуться не могу — ноги как прилипли. Самолет падает. Но не на наш дом, а ближе к реке. И я понимаю, что это всё.
За бензовозом переезд.
— Все, мир кончился.
— Как кончился? — не понял я.
— Что-то случилось. Катастрофа. Ощущение, что жизни дальше нет. Не только у меня, а у всех.
На переезде никого.
— Хороший рассказ может получиться, — заметил я. — Из твоего сна. Я, когда начинал, три рассказа так сочинил. Приснится, а потом не отпускает… Отличный рассказ.
— Наверное…
Показалось, что Аглае стало неудобно за то, что она рассказала сон, сон все же слишком личное, Снаткина никому не доверяет своих снов.
— К Снаткиной? — спросила Аглая.
— Да.
Людям никогда не снятся мобильные телефоны, бататы и бензовозы, им снятся лестницы и коридоры, иногда старые автобусы и конец света. На самом деле неплохой рассказ. Герой приезжает в родной город продавать дом. Он ходит по улицам, вспоминает детство, вспоминает бабушку, что-то не дает ему покоя. Вечером он заходит в магазин за водкой, и к нему пристает ханыжка, просит полтинник. Герой выдает ей деньги, а на обратном пути к дому понимает, что узнал ее — девушка, с которой он целовался первый раз в жизни. Возвратившись домой, герой напивается и просыпается уже среди ночи. Его тошнит, он выходит на крыльцо, видит, как падает самолет.
— Приехали, — сказала Аглая.
На самом деле приехали, машина стояла у дома Снаткиной.
— Рома, приехали, — повторила Аглая.
— Роман, Снаткина ждет тебя! Просыпайся!
Нет ответа.
Я оглянулся.
Роман спал, развалившись на заднем диване.
— Вырубился, — сказал я. — Обожрался таблетками, с утра их глотал… Козак, подъем!
Я постучал Романа по плечу, он не проснулся, похлопал по щеке, не проснулся.
— До утра проваляется.
— Может, оставить его в машине? — предложила Аглая. — Поставлю возле дома, стекло опущу…
— Не стоит. Придет в себя, захочет прокатиться… Я его доставлю.
Я вытащил Романа из машины и положил на траву у колонки. Поднять на ноги не смог, и Аглая стала помогать. Вдвоем мы доволокли Романа до веранды и сгрузили на диван. Я поставил баночку на столик рядом, потом решил понюхать. Три жира воняли психой и мертвечиной, я закрыл банку плотнее и закинул за спинку дивана. Уйти, однако, не успели — появилась Снаткина.
— Здравствуйте, Таисия Павловна, — сказала Аглая.
— Здравствуйте, — сказал и я.
Снаткина на приветствие не ответила, взглянув на Романа, спросила:
— Дохлый, что ли?
— Живой, — ответила Аглая.
— Солнечный удар, — добавил я.
Снаткина подошла к Роману, оттянула ему веко на правом глазу.
— Угорел, — констатировала она.
— Да нет…
— Я вам говорила — не лезть на кладбище, — сказала Снаткина. — Нечего по кладбищам шастать…
Зазвонил телефон Аглаи.
— Извините…
Аглая выбежала с веранды.
— Говорила же тебе, — сощурилась Снаткина. — Что ты такой бестолковый-то?
Надо мне возобновить телефонную привычку — звонить самому себе. Удобно.
— Мне тоже пора, — я поспешил за Аглаей.
Аглая дожидалась в машине.
— Тебя подвезти? — предложила она.
— Спасибо, я пройдусь. Хочу размяться.
— Смотри.
Аглая не уезжала. А я не уходил.
— Мне кажется, у нас неплохо получается, — сказала она.
— Согласен, неплохо.
— Кто дальше?
— Надо прикинуть. Рома в себя вернется… Думаю, надо добраться до Зинаиды Захаровны. Завтра надо рискнуть…
Аглая нахмурилась.
— Это без меня, — отказалась она. — Я Зинку терпеть не могу, я тебе говорила… Ничего не могу с собой поделать.
— Да, понятно. Слушай, а ты сама не хочешь…
Я хотел погулять с ней, поговорить о чем-нибудь, не об этом расследовании, о нормальном, человеческом.
Но Аглая уехала. И я отправился в котельную. Прошагал квартал по Кирова, потом понял, что так нельзя, и на ближайшем перекрестке свернул направо.
Проверить ведь проще простого.
Я снова свернул, на этот раз к стадиону и в проулке, ведущем к котельной общежития колледжа, увидел белую полицейскую машину. А как иначе? Я остановился, ожидая, когда моргнет, но Федор предпочел иной алгоритм и помахал рукой. Не обращать внимания было глупо, спиннингист в наши дни обречен.
— Надо поговорить, — сказал Федор. — Может, прокатимся?
— Я уже покатался сегодня.
— Да, я знаю. Но тут кое-что случилось.
— Извини, Федя, меня нехило укачало.
— Тогда посидим?
— Ладно.