Потому что кто-то ведь помнил эту бабку так вот ловко убегающей от людей звездной темной ночью по пустынному парку.
Более того: кто-то
Я споткнулась о мелкую, как ручеек, низенькую могилку Пятнышка и упала в листья. Бабка убежала, ее поганый кот тоже. Как будто и не было ничего. Я слышала только шум своего дыхания. В боку нестерпимо кололо, во рту катался железным шариком привкус крови. Я приподнялась на локтях, сплюнула. Ничего – просто белый яблочный дым.
– Пойдем на аукцион на выходных, – предложила я мужу на следующий день.
– Зачем? – спросил муж.
– Ну как зачем. Мне надо увидеть, кто там будет белого кота продавать.
– Там будет наш сбежавший котик? – оживился муж.
– Нет, – ответила я. – Там будет моя сбежавшая бабка. И мне с ней нужно серьезно поговорить.
8. Линия отрыва
Наши воображаемые выходные затянулись. Каждый день мы шли на аукцион, как заядлые казиношники, пьяные покерщики, шалые циркачи, поджигающие невидимого жирафа всякий раз, когда публика начинает заваливаться взглядом куда-то в сторону. Пропуском в аукционный зал могла быть какая угодно объективная вещь, имеющаяся в наличии, – в моем случае это было кольцо; я так и не смогла рассказать мужу про шкатулку с письмами (почему-то мне казалось, что он использует это против меня, – но почему? использовал ли он что-либо против меня
Или все-таки рассказать ему про шкатулку.
Или как можно рассказать про шкатулку человеку, по чьей вине я сейчас существую как то, что существует вместо истинной меня, которой уже нигде нет? Та, кого я заменяю, рассказала бы ему все, я не сомневаюсь в ее тихой, кроткой жертвенности. Но поскольку я ее больше не заменяю – ведь суть и значение дубликата в том, чтобы облегчать разлуку близким, коммуницируя с ними, а коммуникацию нам отключили, – я самодостаточна. И я – не она. Потому что я не могу сделать то, что сделала бы она. И я знаю гораздо больше, чем она, хотя отдала бы все эти знания за возможность увидеть то, что увидела она в эти свои последние китобойные склянки, наполненные жидкими, желеобразными вещами запредельной настоящести.
Нет, сказала я себе, он ничего не должен об этом знать.
И поняла, как легко – будто воздушный шарик – я окончательно отделяюсь от той, которую я уже никому не заменяю и никогда не смогу заменить.
Мы с мужем ходили по аукционам всю неделю – хотя счет времени я уже давно потеряла. Все это его оживляло и вместе с тем пугало – настолько, что я задумалась: бывает ли депрессия у дубликатов? Если оригинал к ней склонен – почему бы и нет? Муж словно до конца так и не понял, что происходит; видимо, все это было для него чересчур тяжко. Я всеми силами пыталась проявить эмпатию. Представьте себе, вы мужчина (допустим), вы живете обычной своей царственной, полной мелких, рябистых, жидких волнений жизнью, работаете менеджером проектов (допустим) в средней технической компании (допустим) и однажды обнаруживаете, что:
а) вы не вы, а дубликат вашего сознания;
б) прошел почти год, но вас это не касается: дубликат не самый свежий;
в) ваша жена мертва;
г) ее убили;
д) это сделали вы;
да) это сделали именно вы;
да-да) при этом вы не умерли, вы живы, но доступа к себе у вас нет;
да-да-да, именно, ничего не продолжается, никакого е, ваш потусторонний алфавит ограничен, больше пяти открытий в одни руки не выдавать) вы находитесь в мире мертвых, если вообще возможны такие формулировки;
да, вашу мать, это еще не все) ваша жена находится там вместе с вами;
да, и даже это еще не все) она знает, что вы ее убили;
даже это еще не конец) у нее любовник, которого она завела до того, как узнала, что вы ее убили, потому что вы отказывались с ней коммуницировать после того, как она умерла, и в конце-то концов, почему бы и нет?