Смерти.net

– Там по статистике скопировано не очень много людей, – предупредила Лина. – Копирование было дорогим, поэтому считалось привилегией. В столице, скажем, должно проживать не больше тысячи дубликатов, но я подозреваю, что почти все не живут там: у кого дом на Кипре, у кого дача в апстейте. Поэтому предупреждаю: контекст шаткий. Еще оттуда многие эмигрировали при жизни – поэтому это еще и контекст «эмигрантская память». Там будет такой тихий рай, наверное. Ну, разберешься.

– Мама немного рассказывала. И я туда ездила в детстве. Меня у бабушки оставляли на лето.

– Вот тогда там будет как мама рассказывала. И как ты помнишь детство.

Я вспомнила, как электрический ток, струясь, мчится скорым поездом из позвоночника под земельку мою родную, и мысленно взмолилась: только не как в детстве! К счастью, мама была из маленького городка, а мне предстояло поехать в столицу. Может быть, там не будет фоновых детей-детоубийц. Все дети остались в провинции.

– Ты речи диктатора почитала? Я достала, что могла. Очень сложно без доступа в Мировую сеть. Ну, те брошюрки, написанные политбеженцами.

– Почитала. Нормально. Дед и бабка по отцовской линии так друг с другом разговаривали, я сориентируюсь.

– Просто ругай всех, если в нем окажешься, – сказала Лина. – Вы что там вообще себе думаете? Голову отвернуть этому щенку. Если не понимаешь чего-то, возмущайся. Вы что, охренели там все? Что это ты мне показываешь? Руки убрал! Что значит «нельзя»? Любое сомнение, любые непонятки – начинай скандалить и спрашивать, какого хрена. Абсолютная мимикрия.

– Мимикрия и легендарная психастения, – кивнула я. – «Листотелам еще хуже: они едят друг друга, путая себя с настоящими листьями».

Никто толком не знал, что происходит в других, далеких, обособленных странах нашего объединенного контекста для мертвых, – Комитет восстания только начал понемногу налаживать коммуникацию с малыми комитетами других стран. Меня отправляли, как на Луну. Моя Лина предупредила, что на маминой родине может быть автономная Мировая сеть – и тогда я даже погуглить ничего не смогу, придется как-то выбираться за границу, чтобы погуглить. Миссия редуцируется до совсем восхитительного минимализма, восхищенно подумала я – то есть это уже не попасть в диктатора, чтобы просто погуглить, а попасть в диктатора и в его временном прокатном теле поехать за границу, чтобы погуглить! Это своего рода «мне просто спросить» из маминых страшных историй о жизни на родинe, но в данном случае для «просто спросить» нужно стать первым человеком на Луне и сделать этот маленький шаг в процедурную.

Заметив мой остекленевший взгляд, Лина меня успокоила: попасть в резиденцию в Синих Осинках легко. Ничего не охраняется, потому что охранять не от кого – в стране живет так мало дубликатов, что вся реальность вокруг в основном фон, память и контекст. А даже если бы туда и захотел кто-то попасть, то не совался бы – потому что все местные дубликаты уверены, что все серьезно охраняется, и, само собой, видят колючую проволоку и вооруженных охранников с овчарками на кожаных поводках.

Что мне делать, если получится попасть в реальный мир через диктатора, – Лина не знала. Но она полагала, что если я выжила две недели в собаке, то я вполне протяну сутки в диктаторе.

– Мне же надо будет как-то вести себя. Управлять страной. Что мне им сказать?

– Да что угодно. Попроси статистику какую-то. Ты же будешь президент страны! Огромные возможности! Неужели президент не сумеет узнать, за что гражданин какой-нибудь другой страны сидит в тюрьме. У него точно есть доступ к любой закрытой информации. Предложи им что-нибудь взамен! Какую-нибудь государственную тайну.

Самый важный вопрос я боялась задавать, но все-таки задала:

– Если у меня все получится, как я попаду обратно?

– Слушай, да они сами будут рады, чтобы ты попала обратно. Скажи им просто: простите, пацаны, ошибка. Они не могут сделать тебе ничего плохого, тебя же нет. Максимум – выключат. Но как только тебя выключат, ты тут же снова активизируешься у нас – вот как с собакой это было, помнишь? Собаку кто-то подстрелил – и ты сразу вернулась.

Все эти мучительные встречи с инструктажем длились около недели – и всю эту неделю муж от меня как будто отдалялся: молчал, слишком медленно подыскивал слова, куда-то надолго уходил. Пару раз выяснилось, что он проводил время с А. и С. – явно только потому, что там, вместе с ними, околачивалась рыжая седая ведьма. Когда я напрямую спросила, зачем он это делает, ведь кактусовой пианистке явно больше симпатичен С., муж прямо сказал: у них с С. еще ничего не было, и поэтому у него еще есть шанс.

– Какой, в жопу, шанс? – жалобно сказала я. – Ты что такое говоришь? Ты мне прямо в лицо сейчас говоришь, что тебе нравится другая женщина и что ты хочешь попробовать ее добиться, несмотря на то что у нее почти есть бойфренд? Причем говоришь мне это тогда, когда я вот-вот отправлюсь в самое жуткое путешествие в своей жизни, из которого могу не вернуться – учитывая, что из жизни я уже давно ушла и не вернусь никогда по твоей вине, твоими силами!