Смерти.net

– Пришла память к врачу, а врач – тоже бабка, точнее, память, – с готовностью отозвалась я. – Я лечу на мамину родину. Мама оттуда эмигрировала, когда я еще не родилась.

– Скучаете по маме, – умилилась стюардесса. – Да, хорошее дело. Посмотрите, как там все. Я тоже обрадовалась, когда увидела ваш билет в системе – надо же, такая возможность посмотреть эту страну! Всегда хотела туда полететь, но боялась страшно.

– Да ничего страшного, нормальная развитая страна, – сказала я. – Только язык другой. Погуляете, посмотрите.

– Обычно после больших перелетов нам разрешают переночевать, – обрадовалась стюардесса. – Нам лететь четыре с половиной часа, это много. Так что точно останемся. Обратно тоже полетим вместе! Когда у вас там обратный билет? Обязательно только свяжитесь с нами через аэропорт.

Стюардесса отвела в меня в кабину пилота и познакомила со всеми.

– Мы когда видим, как в аэропорт приходит кто-то настоящий, сразу радуемся, как дети! Такое событие! – Усатый пилот обнял меня крепко-крепко, и я тут же вспомнила невыносимый сугроб вчерашней ночи.

– Не бойтесь, мы очень мягенько вас посадим, – уверил меня штурман.

– Я и не боюсь, – сказала я.

Но штурман знал, что я боюсь. И я знала, что он знает, что я боюсь. Что-то менялось, что-то неумолимо изменялось навсегда в воздухе, которым мы все были.

Самолет действительно сел мягенько, как в снег. В аэропорту было необычайно чисто – словно в хрустальной поликлинике из детского сна. Мраморные лестницы, сверкающие белые вазочки на подоконниках, и первый мрачный привет нехорошего чужого воспоминания – на пропускном пункте стояла на треноге большая черная винтажная видеокамера и снимала всех и каждого.

– Интересно, на пленке будет ровно тот же человеческий суп, который протекал мимо? – спросила я стюардессу, тоже проходившую контроль.

– Хороший вопрос! – восхитилась она. – Думаю, пленки нет. Просто почему-то все запомнили эту стремную треногу. Я тоже что-то такое читала про эту страну – за всеми следят, каждого фотографируют, интернет обособленный.

Я сунула паспорт в окошко. Его пролистала бледная, будто вылепленная из сугроба дама с волосяной круглой короной на голове и безразличным лицом, которое все время расплывалось, из одного безразличного лица переходя и перетекая в другое, такое же безразличное и поэтому неразличимое.

– Визы где? – недовольно спросила она. – Женщина, как вы вообще отсюда улетели туда, у вас же визы нет.

– Я там тоже гражданка. У меня гражданство.

– Чье у вас гражданство? – спросила она таким усталым голосом, как будто я стою здесь уже целую вечность. Вероятно, для нее и правда прошла вечность – у нее не было ничего, кроме вечности.

– Два гражданства, – замялась я. – Но визу я не делала, чтобы сюда прилететь. Поэтому вот по этому паспорту. У меня мама отсюда, и она мне сделала паспорт тут, на всякий случай.

– На какой случай, женщина? – совсем устало и брезгливо спросила дама. – Вы какой случай имеете в виду? О чем вы вообще?

– Ну, вот этот, – смутилась я.

В соседней кабинке мою стюардессу довольно громко и активно заставляли показать страховку, которой у нее не было.

– Какую страховку! – возмущалась стюардесса. – Нахера страховка? Мы же мертвые!

– Что «этот»? – вздохнула дама. – Куда вы там смотрите? Язык забыли, да? Еще бы, всю жизнь прожить неизвестно где. Мать родную забудешь.

– Простите, – сказала я. – Цель визита: посмотреть на городок, где родилась и выросла мама. Не была там целую вечность.

– Вечность, – удовлетворенно и гадко кивнула дама. – Вот вам ваша вечность.

И, мерзко щелкнув какими-то чугунными щипцами, влепила в мой паспорт синий венозный штамп.

Выходя из транзитной зоны, я спросила стюардессу:

– Думаете, это тоже аэропортные нейрозомби?

– Не, – ответила она. – Контекст. Просто травматичный. Травмозомби. Сознания у них нет, личности тоже, да и прототипа нет, наверное. Но они очень, как это сказать, консистентны!

Я восхищенно посмотрела на стюардессу. Она расхохоталась.

– Я часто летаю, ха-ха-ха! Еще и не такое видела. А тут – ну, бюрократия. Все отсюда уехали и запомнили, что в стране жуткая бюрократия. Ну и вот.

В здании аэропорта повсюду ходили, сидели, стояли и катали туда-сюда нарядные чемоданы красивые девушки и женщины. Красивых женщин и девушек было так много, что я тут же вспомнила нашествие мраморных лесных клопов в крошечной избушке, которую мы сняли одним трагическим летом у излучины блюзовой реки. Все было засижено красивыми девушками и женщинами, просто места живого не было. Мы со стюардессой, двумя пилотами и штурманом еле-еле пробирались через это насекомое скопление красоты.

– Сраный сексизм, – грустно сказал штурман. – Или это не сексизм, а скорее экзотизация?

– Зато какие красивые! – едко процедил один из пилотов.