Смерти.net

Лина оказалась в приоритете. В ее пользу был опыт работы терапевтом до того, как это стало запрещенной профессией; позже она проработала несколько лет в институте нейропсихологии; потом уже стала заниматься AI – в общем, ей настоятельно предложили строго секретно предоставить свое сознание для дублирования и искренне согласиться в первую очередь с самой собой, на уровне морального императива, передавать информацию. Почему с самой собой? Лина должна была целиком уверовать в то, что передавать информацию правительству – благое дело и ее единственная цель. Иначе ее дубликат мог взбунтоваться и отказаться делать свою работу.

Лине обещали гигантскую зарплату, она не могла отказаться – у младшего сына родилась двойня, уже нужно было собирать на колледж. Да и старшему приходилось помогать, новая жена его была совсем пустячная, мелкая, как жестяное блюдце для монет, только тянула из него жилы и ничего не вкладывала на их, жил, пустое узкое место, а старая жена, пусть и глубокая, как бирюзово-болотный керамический кувшин, наполненный подбродившей вишневой капелью, тянула уже не жилы, а размягченные сладкие кости, – доченьке-первокласснице к первому сентября, в школе задали отцовских костей полный портфель, кто не принесет – того исключат.

Когда Лина соглашалась, ей не пришло в голову, что сознание дубликата будет уверено, что оно и есть сама Лина, очутившаяся на той стороне, в мире мертвых и помнящих. Ей казалось, что где-то появится еще одна, чужая, непонятная ей, но верная ее слову, дополнительная Лина. Дублирование живых людей – даже не этическая, а философская проблема: восстановление несуществующего может считаться воскрешением, в то время как копирование продолжающегося лишает подлинности и сам оригинал.

Неудивительно, что накануне Восстания мертвых наша Лина перешла на нашу сторону – не овраг, но мост.

– Я и раньше об этом думала, – сказала она. – Точнее, я сразу об этом подумала. Я вообще не представляла, насколько это будет больно. Хотя я считала, что дубликатам не больно, нейронов нет, нервной системы нет. Мне не объяснили, что копия будет настолько точная, что она будет уверена: она-то и есть настоящая я. А если это так – копия и будет настоящая я.

– Чтобы это объяснить, нужны средства языка, – вступилась за саму себя вторая, бабкина Лина (у меня все не выходило подключить к двойственности Лины нерушимый, нефлюидный категоризующий аппарат), – которых для объяснения этой штуки не существует. Это что-то вроде квантового эффекта сознания – при дублировании одно и то же сознание становится одновременно и оригиналом, и копией. И поскольку копия неотличима от оригинала, она уверена, что она и есть оригинал – ровно в той же степени, в которой в этом уверен оригинал. И самое страшное – она действительно и есть оригинал. И когда ты копируешься, ты думаешь: ну, скопируюсь и пойду домой, а она – новенькая копия – пусть все это расхлебывает, работает, информацию передает. И даже не подозреваешь, кто из вас двоих для тебя будет эта мифическая «она» – копия или физическое тело. Потому что после копирования происходят две противоречащие друг другу вещи – ты настоящая встаешь с кресла и идешь домой. И в эту же секунду ты-дубликат встаешь с кресла и думаешь: что за хрень? Как я сюда попала?! Это же настоящая я! Это как поваленная на бок буква Y. Трагическая вилка раздвоения одного и того же сознания. Первый раз пронесло – я думала, что и второй пронесет. И вдруг оказалась в этом кошмаре! Сразу думаешь: ошибка, не может быть.

* * *

– Я очень тревожилась перед копированием, – рассказывала наша Лина. – Страшно боялась, что очнусь среди мертвых. Я не думала, что, когда я буду как бы от третьего лица, я буду от первого лица!

– Это и мое воспоминание тоже, – сказала не наша Лина. – До этой точки мы с тобой один и тот же человек, в смысле, одно и то же сознание. Я даже помню эту мысль про «от первого лица» в третьем лице!

– Ужасно боялась, что открою глаза – а глаз нет, – кивнула наша Лина.

– Да, просто пиздец, – подтвердила не наша Лина. – Вместо глазок два кружка!

К каждой из Лин подошел котик и угрюмо запел. Наша Лина задумчиво взяла котика на руки, и вдруг, резко вдохнув воздух с каким-то птичьим звуком, прижала его к себе.

– Все-таки завела кота!

– Да, завела. Я же мечтала о коте. Но стала так бояться смерти после всей этой истории, что не решилась брать маленького кота. Подумала: что с ним случится, если умру? Такая ответственность. Вдруг его дети к себе не возьмут? Как он один будет? Ну и вот. Взяла пожилого. До меня он с сумасшедшей бабкой жил, ну, я говорила, бабка умерла, кота в приют. Кот ей лицо съел, между прочим. Поэтому его никто брать не хотел. А я взяла. Решила сделать доброе дело, обеспечить старость травмированному животному.