— Думать одно, говорить другое, а делать третье — свойство человека разумного, — разливая по бокалам красное вино и наблюдая за бароном, усмехнулся фон Фельфен. — Мы же с тобой не наивные русичи, у каковых что в голове, то и на языке. Не отнимем мы богатства новгородского князя, отнимут степняки. Разве не обидно? Ещё как! Мы же возьмём сразу оба города: Новгород и Псков.
— Но в нашей нынешней дружине ещё меньше ратников, чем у новгородцев! — воскликнул Корфель.
— Я договорился с Германом Зальцем, рыцари святой Марии пойдут вместе с нами, — лукаво улыбнулся фон Фельфен. — Так что воинской мощи нам хватит, а удачу мы себе наворожим сами. Верно, барон?..
Яркий костёр, вспыхнувший на высоком холме, разорвал плотный ночной полог, и Пелгуй, обычно не спавший ночью, глава морского дозора, назначенный ещё князем Ярославом, тотчас разбудил своих помощников.
— Тревога, братья! Наш дозор сигнал подаёт: ворог с моря в Неву заходит. Все по местам, считать, сколь да чего имеется. Не зевать, себя не открывать.
Невысокий, но широкий в плечах и кости, родившийся на этой Ижорской земле, он бдительно стерёг морские ворота Руси и отвадил многих разбойников приходить без приглашения со стороны моря. И вот нежданное вторжение.
Скоро заявился и неприятель. Одна за другой бесшумно шли ладьи, груженные воинами и снаряжением. Караван растянулся на несколько речных вёрст. Пять судов пристали к берегу, видимо, первыми совершили высадку передовые отряды, способные также вести разведку, другие же встали на якорь посредине реки, ожидая их сигналов.
— Тридцать ладей больших, в каждой по тысяче а то и боле ратников, да ещё судна чуть поменьше, видно, с поклажей, — доложил один из помощников.
— Скачи в Новгород, князя оповести, а мы тут недругов покараулим, — приказал Пелгуй.
Он шумно вздохнул. В новгородской дружине едва десять тысяч воинов наберётся, а у иноземцев в три раза больше. И откуда ныне помощи взять, коли степняки всё выкосили? Печальные новости дошли и до Ижоры.
Лазутчики, обследовав берег, на лодке отправили гонца к остановившимся судам, а сами стали устанавливать шатёр для своего князя. Несмотря на сумерки, Пелгуй отчётливо различал происходящее. Потому его и выбрали старейшиной дозора, что и видел, и слышал он лучше иного зверя. Стоило ему приложить ухо к земле, как глава дозора сразу скажет: сколько всадников скачет и скоро ли они будут здесь.
Он отметил: ворог действовал споро, без суеты, никто приказы громко не отдавал, значит, войско вышколено, не новички, а выговор свейский, так на Руси звали шведов. Давно их не было. И ратники все плечистые как на подбор, в шлемах, железных доспехах и силушкой не обделены: с такими одним взмахом меча не разберёшься.
Пелгуй отошёл к тихой заводи, в которой отражался зеленоватый свет самой крупной из небесных звёзд, встал на колени и начал молиться во спасение молодого князя Александра и всех новгородцев, прося Иисуса Христа даровать русичам мужество и силу. Он жарко крестился, отдавая поклоны и касаясь лбом прибрежной травы, потому не сразу и заметил, как неожиданно раскололось над ним предрассветное небо и огненная дуга ярко вспыхнула над головой. Она стала постепенно расширяться, и оттуда, будто из пещеры, выплыла огромная ладья, на которой в полный рост стояли два великана. Именно их заметил Пелгуй и, оцепенев, застыл на месте.
Ладья опустилась на воду, подняв резкую волну, и только тогда до слуха старейшины дозорного донёсся шумный всплеск. Он увидел взмахи весел, привстал, вглядываясь в приближающееся к нему судно, но фигуры двух сильных гребцов были окутаны мглой, и лиц их Пелгуй разглядеть не мог.
Облачённые в багряные одежды, в островерхих шлемах, кольчугах и с мечами у пояса богатыри стремительно приближались к берегу. Один из них опирался на плечо другого. Дозорный всмотрелся в печальные лица воинов и ахнул: в ладье находились два святых князя, невинно убиенные их братом Святополком, Борис и Глеб. Сыновья киевского крестителя Владимира Святославича стали символом чистоты и честности среди русских князей и правителей.
— Брат Глеб, вели грести быстрее, поможем мы ныне сроднику своему, князю новгородскому Александру, — негромко проговорил Борис.
Глеб кивнул гребцам, и ладья стремительно направилась на Пелгуя. Он упал, боясь, что она его раздавит, но лишь шелест пронёсся над головой. Когда старейшина оборотился и поднял глаза к небу, он увидел, как судно уносится к звёздам и превращается в одну из них.
Ижорец долго не мог прийти в себя, столь явственным и зримым было это видение. Он оглянулся вокруг, надеясь, что кто-нибудь из его дозорных находится рядом и подтвердит небывалое явление, но никого не нашёл. Получается, ему одному Господь доверил это откровение. Пелгуй перекрестился, ещё раз оглянулся по сторонам: тихо, лишь мелкая рябь накатывает на берег. Благостная тишина.
Шведы разожгли костры и, громко переговариваясь, стали готовить варево. С залива, точно вслед за ладьёй, пришёл густой туман, и всё в нём потерялись.