Смерть во спасение

   — Ступайте, пока наш великий хан не передумал! — презрительно проговорил толмач, и пленники, точно очнувшись, поклонились Батыю, вышли из оцепленного монголами круга и двинулись в сторону родного пепелища. Степняки молча смотрели им вслед, наблюдая и за тем, как высятся горы тел, умертвлённых Евпатием.

   — Наших полегло почти пять тысяч, — негромко сообщил Субэдей, приблизившись к хану. — Этак мы и до Владимира не дойдём.

Батый ничего не ответил. Его круглое лицо неожиданно потемнело, приобретя мрачный, почти глиняный оттенок, и в это мгновение он разительно стал похож на своего деда.

— Я заставлю их просить пощады! — в ярости прошептал он.

Когда Всеволод, заслыша тяжёлый гул, выскочил из шатра и глянул вниз на равнину, то на мгновение оцепенел: всё пространство, растянувшись вёрст на пять в длину, было заполнено монголами. Их же две дружины казались горстью жёлтого песка на большом снежном ковре. Батыевы полки, сидя на низкорослых коньках и готовые к бою, с холодным любопытством рассматривали жалкую рать русичей, не решаясь первыми начать бой. Сердце Георгиевича сжалось, пустота, образовавшаяся в груди, неожиданно затвердела, и князь долго не мог вдохнуть.

   — Что будем делать? — растерянно пробормотал Роман Ингваревич, усаживаясь на коня. — Такого леса я ещё не видел. Заблудиться можно!

   — Биться до победы, что же ещё?! — наконец-то выдохнув, выкрикнул владимирский князь, окидывая безумным взором своих ратников. — Мы либо умрём, либо победим. Но мы победим, братья мои! Победим!

Глава семнадцатая ЗЛОЙ ГОРОД

Новгород окапывал себя рвами, запираясь со всех сторон, вече во всём покорилось молодому Александру, который подвигнул к работам всех от мала до велика: укрепляли крепостные стены, прокладывали подземные ходы для отчаянных вылазок и внезапного нападения на неприятеля. Работали днём и ночью при свете факелов. Не спал и Александр, ободряя своей решительностью ратников и землекопов.

Шешуня не жалел гонцов, заставляя их денно и нощно отслеживать каждый шаг степняков и сообщать об их продвижении.

   — Разгромив Всеволода, Батый взял без боя Коломну и Москву, подошёл к Владимиру. Больше трёх дней владимирцы не продержатся, а оттуда степняки двинутся сюда. Ещё три дня пути. У нас осталась неделя, — Шешуня помолчал и, опустив голову, добавил: — Суздаль Батыевы рати спалили.

Александр нервно дёрнулся, поднялся из-за стола, за которым пил чай с пирогами, но сел снова.

   — Всеволод погиб?

   — Спасся.

   — Великий князь во Владимире?

   — Нет, он между Угличем и Бежецком, собирает войска близ реки Сить...

   — Значит, Батый пойдёт туда.

   — Возможно, тогда у нас ещё неделя.

   — Почему от отца нет вестей? Куда он пропал? — беспокоился Александр.

Шешуня молчал. Он посылал в Киев, где княжил Ярослав, уже третьего гонца, но ни один из них не воротился. Можно было только гадать о промедлении Всеволодовича: то ли он собирал объединённую рать всех русских южных князей, дабы всерьёз помериться силами с грозным противником, то ли просто выжидал, пока Батый натешится и сам покинет пределы Руси. Таинник ведал непредсказуемый нрав Александрова отца.

   — А кто во Владимире?

   — Всеволод и Мстислав, младший из Георгиевичей, а Владимира Батый пленником сделал.

   — Да разве без отцовой дружины они спасут столицу?!

   — Может, у дяди вашего расчёт в том есть: напасть на осадников да принудить их отойти, — предполагал Шешуня.

   — Плохой расчёт, — помыслив, отозвался Александр. — Ты сам говорил: степняки увёртливее наших и в людской гуще дерутся ловчее. Зачем же в узкое горло лезть?

   — Да кто ведает об умыслах великого князя? — нахмурился Шешуня. — К рязанцам на подмогу не пришёл, стольный град свой бросил, к нам за помощью не обращался. А степнякам того и надо: нас по частям раздраконить. Догрызлись, вот и пожинаем плоды раздоров! Монголы единой тьмой ходят, и морозы им наши нипочём.

   — Может, ты и прав...

   — Каков поп, таков и приход. Погибла Русь, изведут её нехристи, я уж чую.

   — Не каркай! — оборвал таинника Александр.

   — Рад бы не каркать, да глаза видят.

   — Пока хоть один из нас будет жить, мы не вложим меч в ножны. Оправимся от беды и разора и заново возродимся.

   — Это в сказках так.

   — А на сказках и взросли.

Княгиня вошла неслышно, прервав их спор.

   — Колья во рвах посеяли? — строго спросила она.

   — Стоят уже! — бодро ответил за князя Шешуня.

Феодосия налила себе чашу холодного клюквенного настоя, сделала несколько глотков, села за другой конец стола.

   — Сколько за мир степняки просили у рязанцев? — неожиданно поинтересовалась она.

   — Десятину со всего, — отозвался Шешуня.

   — Тут можно и поторговаться, — поразмыслив, промолвила Феодосия, глядя перед собой.

Таинник с удивлением взглянул на Александра.

   — Стать данниками этих варваров? — возмущённо воскликнул молодой князь. — Да лучше погибнуть, нежели честью поступиться.